Особый склад ума

— Знаешь, приятель, а я тебя знаю. И знаю очень хорошо. Мне доводилось тебя видеть десятки, сотни раз. Я наблюдал за тобой на процессах. Беседовал с тобой в твоей тюремной камере. Пропустил тебя через сотни тестов, измерил рост, вес и аппетит. Проверил на тебе тест Роршаха[14] и Миннесотский опросник,[15] а также коэффициент интеллекта и кровяное давление. Я взял у тебя кровь из вены и исследовал твою ДНК. Черт, я даже присутствовал на твоем вскрытии после того, как тебя казнили, и изучал под микроскопом образцы клеток твоего мозга. Я знаю тебя вдоль и поперек. Ты думаешь, что уникален и всемогущ, но, извини, друг, это не так. Ты представляешь собой такой же образчик извращений и противоестественных склонностей, как и тысячи других собратьев, подобных тебе. Случаями, похожими на твой, пестрят журналы для записи пациентов и учебники уголовного права. Равно как детективы и психологические триллеры, черт побери. Вот уже много веков ты возникаешь то в том, то в ином обличье. И даже если сам ты чертовски уверен в собственной неповторимости и демонической привлекательности, то в этом ты столь же чертовски ошибаешься. Ты не более чем клише. Ты столь же банален, как зимой холод. Или насморк от холода. Но наверное, тебе не нравится это слушать, верно? От этих моих слов сидящий в тебе злобный внутренний голос, верно, начинает плеваться и, брызгая слюной, выдвигать свои требования. Угадал? Тебе хочется выйти на улицу и завыть на полную луну — или, возможно, напасть на еще одну маленькую девчонку, просто чтобы доказать, как я не прав, да? Но, знаешь ли, дружище, на самом деле единственное, чем ты отличаешься от подобных тебе, так это тем, что тебя еще не арестовали. И в этом тебе действительно дьявольски повезло. Однако причина этого кроется не в том, что ты, как тебе, наверное, кажется, чертовски умный. Тебе всего лишь повезло. Просто ни у кого еще не нашлось для этого достаточно времени либо достаточно желания, а все потому, что у людей существуют более приятные вещи, чем гоняться за всякими психами. Хотя что это за хорошие вещи, я и понятия не имею. Как бы то ни было, чаще всего происходит вот что. Тебя оставляют в покое одного, потому что всем на тебя наплевать, и то, о чем я сейчас рассказал, мало кого беспокоит. Ты просто не столь чертовски важная персона, какой ты себя возомнил, чтобы на тебя обращали внимание…

Он вздохнул и стал рыться в папке, отыскивая телефонный номер, который, как сказал агент Мартин, там лежал. Номер был написан на клочке бумаги. Клейтон еще раз бросил быстрый взгляд на фотографии и прочие документы, чтобы хорошенько убедиться, что он не пропустил ничего действительно важного, и еще раз сделал глоток. Теперь он осуждал себя за то чувство смятения и страха, которое охватило его, когда этот явившийся к нему полицейский начал сыпать своими туманными угрозами.

«А кто я на самом деле? — спросил он самого себя и вздохнул, сам же на него отвечая: — Я тот, кто я есть».

Эксперт по страшным смертям.

Той же рукой, в которой была рюмка, он указал на лежавшие перед ним на полу три папки и произнес:

— Предсказуемо. Совершенно предсказуемо. И в то же самое время невероятно. Еще один больной человек, безымянный убийца. Не хотите ли об этом услышать, вы, мистер полицейский?

Он улыбнулся и потянулся к телефону.

Агент Мартин снял трубку на второй звонок:

— Клейтон?

— Да.

— Хорошо. Вы не теряете времени даром. У вашего телефона есть видеокамера?

— Да.

— Тогда включайте эту чертову штуковину, чтобы я мог видеть ваше лицо.

Джеффри Клейтон сделал, как ему было велено, включив монитор и подсоединив камеру, после чего снова вернулся в кресло:

— Так лучше?

На экране появилось четкое изображение агента Мартина. Тот сидел на уголке кровати в своем номере в центре города. Он был все еще в галстуке, но пиджак уже висел на спинке стоявшего рядом стула. Кобуру он тоже еще не снял.

— Итак, что вы мне можете рассказать?

— Немного. То, что вы, возможно, знаете и без меня. Я пока только мельком взглянул на фотографии и прочие документы.

— Кто, по-вашему, убийца, профессор?

— Разумеется, один человек. Положение тел наводит на мысль о религиозной символике. Как там у вас насчет бывших священников? Впрочем, может, просто алтарный служка. Что-то в этом роде.

— Я думал об этом.

У Джеффри мелькнула еще одна мысль.

— Может быть, человек, занимающийся историей искусства, либо кто-то, так или иначе связанный с религиозным искусством. Художники Возрождения часто изображали Христа в точно такой же позе. Художник, которому стали являться видения или слышаться голоса. Тоже не лишено вероятности.

— Любопытно.

— Видите ли, детектив, когда вы касаетесь религии, вам волей-неволей приходится двигаться в определенном направлении. Но зачастую при этом требуются весьма расплывчатые толкования. Или их комбинация. Например, бывший мальчик-алтарник, который вырос и стал историком искусства. Понимаете, к чему я клоню?

— Да. Звучит разумно.

Внезапно Джеффри осенила еще одна идея.

— Учитель! Это может быть учитель.

— Почему?