Особый слуга (СИ)

— Либо я получаю твоего слугу, либо весь свет узнает о твоих милых забавах.

В своем разгневанном состоянии она готова была исполнить угрозу хоть теперь, нимало не заботясь о последствиях.

— Мой слуга свободный человек, — услыхала она словно издалека. — Он служит мне по собственному желанию.

— Тогда в твоих интересах сделать так, чтобы он пожелал служить мне.

Сквозь застилающую глаза пелену, Полетт распахнула дверцу и выскочила из кареты. Ей казалось, что от нее отскакивают искры, так она была разъярена. Вослед донеслось:

— Будь по-твоему. Я пришлю тебе своего дворецкого.

Баронессу Алмазову графиня нашла там же, где оставила — у магазина готового платья. Пока ее не было, у уличного торговца Женечка приобрела жареные каштаны, и лакомилась ими, коротая ожидание. Не успела Полетт подойти, как баронессе принялась засыпать ее вопросами:

— Что произошло между тобой и князем?

— Ничего особенного.

— О чем же вы так долго говорили?

— Ни о чем значительном.

— Вы стали любовниками? И как он?

Полетт не представляла, как смогла бы открыть Женечке причину размолвки между ней и князем. Рассказать об испытанном ею унижении? О порке кнутом? О пьяном Соколове, владевшим ею, графиней Кристобаль, будто обычной шлюхой? Или, того страшнее, поведать о дворецком князя, благодаря которому позор нежданно обернулся наслаждением? Она боялась, что после таких признаний подруга отвернется от нее либо примется выказывать жалость, испытывая презрение в душе. Уж лучше пусть Женечка дуется на ее молчание. Потому Полетт отвечала коротко, чтоб хоть чем-то утолить Женечкино любопытство:

— Его сиятельство изволил подарить мне слугу.

— Ты провела с ним ночь, а он подарил тебе слугу? Что это значит? Или это… особый слуга? — тут Женечка снизила голос до шепота и сделала большие глаза. — Знаешь, некоторые светские дамы держат при себе особого слугу. Ну, для разных нужд. Потому что слуга — это ничто, пустое место, к нему и ревновать-то никто всерьез не станет. Ох, Полетт, они такие счастливицы, эти дамы, я им прямо страсть как завидую. Слуга ведь не пойдет в клуб с друзьями и не воротится оттуда пьяным, не скажет, что хочет спать или что он уходит к другой хозяйке. Не мог же князь Соколов подарить тебе такого слугу? Или мог? Но ты молчишь, Полетт? Отчего ты покраснела?

Что же я натворила! — ужаснулась графиня. Что подумал обо мне князь? Что подумает обо мне Северин! Она-то искренне считала, будто спасает дворецкого от жестокого хозяина, ну откуда ей было знать, что он служит князю по собственному выбору!

Управляющий

Пребывание на водах утратило для Полетт всякий интерес. Она тосковала по детям, ждала встречи с родителями, даже с отцом, которому так и не смогла простить свое несчастливое замужество, ей было любопытно вновь увидеть места, где прошло ее детство, босиком пробежаться по влажной утренней траве, как делала она еще девчонкой, взглянуть на людей, с которыми прежде приятельствовала.

Ее одолевали вопросами, какая кошка пробежала меж ней и Соколовым, и Полетт надоело отваживать любопытных. Внимание кавалеров, воспрянувших, видя ее в одиночестве, утомляло своей предсказуемостью. Поцелуев бегал за ней, как восторженный щенок, и разве что не повизгивал. Ковалевский поминутно призывал восхищаться его красотой, да и сам видел в людях лишь внешнюю привлекательность, почитая прочих недостойными внимания. Караулов без конца пересказывал армейские байки и твердил о скором участии в военной кампании. «Признайтесь, — как-то в шутку спросила его графиня, — Когда вы отправитесь воевать, станете ли скучать обо мне?» «Как можно, сударыня, — с подкупающей честностью отвечал кавалергард. — Скучают на балах и приемах, на войне скучать некогда!» У Остроумова заканчивались деньги, отчего он сделался не столь остроумен, сколь злословен. А денди Верхоглядов своей надменностью напоминал Полетт князя Соколова и тем отвращал ее сильнее прочих.

Баронесса Алмазова исполнила свою угрозу, и теперь в свете вовсю шептались о предстоящей дуэли барона Алексея Михайловича и графа Медоедова. «Куда ему стреляться, старый хрен едва ноги таскает!» — был вынесен единогласный вердикт общества. «Седина в голову, бес в ребро!» — говорили терпимые. «Ужели у Медузы Горгоны с ним роман?» — интересовались любопытные. «А Алексей Михайлович тоже хорош, пожалел бы старика!» — упрекали сердобольные. Барон и сам был не рад, что приревновал Медоедова к жене, однако взять свои слова обратно уже не мог.

Вместе с другими друзьями Алмазовых Полетт принимала живейшее участие в кампании по примирению спорящих. Ей мнилось, будто за тринадцать лет брака с Кристобалем она хорошо изучила повадки стариков. Однако Медоедов оказался не чета ее покойному супругу.