Особый слуга (СИ)

— Что ты творишь! — воскликнула она. Позабыв о покорности, Полетт вскочила с кровати, повернулась к Соколову. — Ты не смеешь так обращаться со мной!

— Со своей прислугой я обращаюсь, как считаю нужным. И коли ты меня разозлила, то я удвою наказание. Давай-ка становись обратно.

— Я отказываюсь подчиняться тебе! Я уезжаю немедленно, — выкрикнула Полетт в лицо Антона.

Взгляд его сделался стеклянным, лицо покраснело, губы превратились в тонкую линию.

— Северин, подержи ее сиятельство! — отдал князь краткий приказ, и к ужасу Полетт дворецкий, в котором, казалось, она нашла сочувствие, ухватил ее за плечи и повалил на кровать, прижимая к меховому покрывалу. Она пыталась бороться, но перед грубой физической силой оказалась абсолютно беспомощна.

— Если их сиятельство хочет, станьте служанкой. Покоритесь. С вами не случится ничего такого, чего не могла бы вынести женщина. Я помогу, — зашептал Северин, пока она пыталась высвободиться из его хватки.

От этого участливого голоса, оттого, что слуга видит ее позор, Полетт стало еще горше. Куда легче для нее было бы подвергнуться насилию, не имея свидетелей. Уже понимая, что потерпела полное и безоговорочное поражение, она заплакала. Горячие злые слезы сбегали по щекам и капали на меховое покрывало, пока плеть в руках князя охаживала бедра и ягодицы графини, заставляя их пылать от прилива крови. Она насчитала семь или восемь ударов, прежде чем Соколов сменил гнев на милость.

— Раз уж роль служанки так претит тебе, будь моей шлюхой. Сними к черту эту ливрею и выгляди, как шлюха. Опускай взгляд, как шлюха, стенай под мной, как шлюха, благодари меня за снисхождение, как шлюха.

Антон рванул ливрею с плеч Полетт, затем развернул ее лицом к себе. Во влажном от вина фраке, в пропитавшемся алым шелковом жилете и до сих пор аккуратно завязанном атласном галстуке с бриллиантом Соколов выглядел как денди и одновременно как разбойник с большой дороги. Князь наслаждался выражением неприкрытого ужаса на лице своей жертвы. Неотрывно на нее глядя, резким движением бедер он всадил в нее свой член сразу на всю длину, пренебрегая любовной игрой — он уже играл в эту игру один, и, судя по всему, она порядком его заводила. Быстро и резко он принялся выходить и вновь врываться в ее тело, рыча от удовольствия. Алые пятна румянца цвели на его скулах, губы были красны, точно он пил ими кровь, темные волосы клубились вокруг лица мрачным ореолом.

Не желая его видеть, Полетт закрыла глаза. И когда она почувствовала на своих щеках пальцы, стирающие слезы, бегущие из-под сомкнутых век, когда ощутила легкие прикосновения к плечам, к груди, к животу, она уже не сомневалась, кому они принадлежат. Помимо воли тело Полетт откликнулось на эту нежность. Всем своим существом она подалась вслед за этими за руками, безошибочно отыскивающим чувствительные местечки на ее теле. Они не ошиблись ни единым касанием, они были точны, как руки резчика по камню, и будто резец высекали из ее тела искры, срывая покров за покровом и выплавляя наружу женскую суть. От напряжения кожа графини покрылась капельками пота, внизу живота стало жарко и тяжело. И мощные удары мужского естества в ее лоно перестали мучать, а, напротив сделались желанны, поскольку усмиряли разгоравшийся там огонь. Полетт застонала и содрогнулась всем телом, еще, и еще, пока князь вонзался в нее, и ей было уже абсолютно безразлично в тот миг, кто подарил ей желанную разрядку.

Князь владел ею еще дважды, в промежутках подкрепляя свои силы вином. Владел грубо, безжалостно, нимало не заботясь о ее чувствах, словно она была бездушным механизмом для удовлетворения похоти. О чувствах Полетт заботился другой. И ее тело радостно откликалось на его прикосновения, приветствовало их, так разительно отличавшихся от всего, что творил с нею Антон. И тогда Полетт представляла вместо холодного аристократического лица князя иное лицо, не столь совершенное, но куда более желанное. И ей казалось, будто слуга, а не господин наполняет ее своей плотью, находясь одновременно внутри и снаружи ее, и она начисто терялась в ощущениях, отдаваясь наслаждению.

[1] Шато Грискур — одно из красных бордоских вин, предлагаемых торговыми домом Альфреда де Люза. Что касается вина кометы, то я обыграла здесь распространенный поэтический штамп России XIX века — шампанское урожая 1811 года, своим названием обязанного яркой комете, горевшей в небе с весны 1811 по 1812 (в романе год кометы я поменяла на 1835). Производил или нет вино кометы торговый дом Альфреда де Люза, не знаю.

Жажда мести

Под утро, натешившись своею беспомощною жертвой и доведя состояние опьянения до полного совершенства, князь уснул. Полетт, измотанная душевно и физически, тоже забылась чутким тревожным сном. Однако отдохнуть ей не удалось. Казалось, прошла всего минута, как кто-то осторожно тронул ее за плечо:

— Проснитесь, графиня, — услыхала она шепот и увидела склоненное над ней лицо Северина.

События прошедшей ночи явственно всплыли в ее памяти.