Особый соус для героя

- Напишите, что повесился во время острого депрессивного психоза. Ну, там ломка у него была, - равнодушно предложила я.

- Ну, да. А зав. отделением, который его вел, все проморгал, так? - возмущался доктор и размашисто сел в кресло. Оно тонко взвизгнуло и развалилось. Ван Чех оказался на полу, весьма удивленный таким положением дел.

- Оно развалилось! - удивленно выдохнула я.

- Черт! - проворчал доктор, медленно поднимаясь и морщась, - Я окружен предателями. Больной вешается, кресло ломается, стажер больных распугивает.

Он пнул кресло и тут же аккуратно собрал его станки, внимательно осмотрел и резюмировал:

- Ему не жить. Ты было мне верным креслом!

Доктор скинул остатки кресла в угол и поставил стул. Долго и недовольно ерзал на нем.

Я обиженно молчала, у доктора зазвонил телефон.

- Да… Конечно… А давай так. Ты ребенка довела, ты его и корми… - доктор засмеялся и по привычке размашисто откинулся, тут же скривился, встретив жесткое сопротивление спинки стула, - Хорошо.

- Брижит, ты будешь прощена, если сегодня вечером мы с тобой отобедаем у почтенного профессора дер Гловица и его милой дочурки. Она мне только что звонила. Просила прийти не одному, но и не с женой. Что-то девочки друг друга невзлюбили. Жаль, они бы спелись… Хотя может и хорошо, что не спелись. Не известно потом, кому хуже, им или мне, - лирически закончил доктор.

- Вот вы странный человек… У вас практикантка больных разгоняет, больные вешаются, кресло и то оказалось предателем, а вы чему-то радуетесь, - пыталась поддеть я.

- А все потому, Брижит, что есть на свете два прекрасных слова: "Дети" и "отпуск", - последнее слово доктор проговорил с особой интонацией, как будто слово имело свой непередаваемый экзотический вкус.

Глава 13.

Я тщетно пыталась предупредить Виктора, что ужинать буду в гостях и что приеду домой поздно. В конце концов, я написала возлюбленному смс и с неспокойным сердцем осталась с доктором, чтобы после работы поехать на другой конец города, на обед к будущему своему преподавателю.

Нас встретила Лянка. Она курила на скамейке возле клиники, вся в летящих белых лепестках. Мы радостно поприветствовали друг друга, хотя мне приветливость давалась с большим трудом. Очень хотелось поскорее все это закончить. Доктора ван Чеха подводить не хотелось, но у меня самой душа к обеду не лежала.

Всю дорогу в метро доктор учил меня плохому:

- Если покажешься ему в лучшем свете, то можешь рассчитывать на хорошие оценки на экзамене, возможно, даже на автоматический экзамен, - назидательно говорил он.

- Я совершенно лишена карьеризма, - с достоинством отвечала я.

- Ну, тогда не подводи меня, - улыбался умиленно доктор.

Они с Лянкой вспоминали житье-бытье доктора в семье дер Гловиц, много смеялись, одинаково запрокидывая головы. Доктор басовито, Лянка с хрипотцой. А у меня сердце было не на месте, я совершенно не могла веселиться, доктор поглядывал на меня с тревогой, но до поры не трогал.

Дер Гловицы жили в большом старом доме, где окна занимали пол стены, а потолки в квартирах были настолько высоки, что под них можно было смело ставить на новый год трехметровую ель. Я всегда мечтала жить в таком доме.

Мы поднялись по лестнице в, не первой свежести, подъезде. На каждом подоконнике на лестничной клетке стояли баночки для окурков и хилый цветок.

Лянка позвонила в дверь.

- У тебя ключа нет? - удивился ван Чех.

- Есть. Зачем открывать дверь, когда отец дома?

За дверью послышалось мощное шарканье.

- Открываю, - скрипучий голос глубокого старика встретил нас из-за двери.

На пороге перед нами стоял полный достоинства седовласый мужчина с роскошным птичьим носом и кустистыми бровями, глаза были широко и глубоко посажены, этим он немного напоминал птицу. Тонкий рот был презрительно сжат, глаза то и дело закрывались сухой тонкой пленкой век. Острый подбородок гладко выбритого лица, как-то слишком сильно выдавался вперед.

- Проходите, - мрачно заявил старик.

Вот уж действительно профессор. У меня мурашки по спине пробежали, когда он на мгновение задержал на мне взгляд выцветших, но все еще сильных глаз. В них была сила мысли, сила жизни. Сила ясно мыслящего, опытного человека. Доктор на фоне дер Гловица выглядел пацаном, хотя и стар не был. Я чувствовала себя вообще неразумным младенцем на фоне этих двух столпов психиатрии.

От дер Гловица шли волны опасности, он словно был ее воплощением. И мы видели друг друга три минуты от силы, я уже боялась его.

Доктор и профессор смотрели друг на друга изучающе и серьезно, разве что молнии не летали между ними в этот момент. Мне было страшно. Неужели они расстались врагами пятнадцать лет назад?

Лянка толкнула меня в бок:

- Чего стоишь? Разувайся, бери тапочки.

Ван Чех и дер Гловиц отмерли и сухо обнялись. Я отметила, что доктор обнял бывшего учителя со всей душевной теплотой, хоть и сдержанно. Профессор ученика обнял, потому что так было необходимо, того требовала ситуация. "Вот доктор до мозга костей", - подумала я тогда о профессоре.

- Добро пожаловать, - повелительно и сухо сказал он и прошаркал в кухню.