Осоковая низина

С того дня собачий детеныш льнул к Петерису больше, чем к Алисе, хотя она и принесла его в корзинке и поила теплым молочком. Собачонку назвали Тезисом.

Чем больше становился Тезис, тем проворнее он семенил за людьми, все шире и глубже познавал мир: то заинтересуется каким-нибудь жучком, то испугается большой лягушки или обнаружит мышиную нору, странным образом манящую своими запахами. Все заботливо оберегали щенка, чтобы он познавал мир, не попал в беду. Но однажды утром, когда Петерис косил для коровы мешанку, случилось несчастье. Тезис, незаметно следуя за Петерисом, забрался в густой клевер. Вдруг раздался крик, затем жалобный визг, словно заплакал ребенок; острие косы угодило щенку в бок.

Петерис испугался. Наклонился к Тезису, осторожно поднял его и громко закричал:

— Алиса! Эй, Алиса!

Алиса сразу прийти не могла — она как раз выпустила овец.

— Оставь овец! — крикнул Петерис.

— Что случилось?

— Живей! Тащи йод и тряпку!

Рана, к счастью, оказалась не очень глубокой. Тезис похворал с недельку и опять забегал, только слегка припадал на заднюю левую лапу.

Привязанность его к Петерису ничуть после этого не ослабела.

В «Викснах» довольно хорошо сохранился сарай. Не очень пострадали также сараи Вартиня и других, но колхозные минеральные удобрения хранились только в «Викснах». Ключ был доверен Петерису и Алисе. Они не взвешивали и не считали груз, когда въезжали и выезжали машины, делом агронома и бригадира было следить, сколько привезли и разбросали удобрений. Но Петерис с Алисой чувствовали себя настолько ответственными, что для своего участка из колхозных удобрений не брали ни ведра. А могли бы и брать, все равно колеса машин немало размалывали на глинобитном настиле, удобрения таяли, образуя соленую грязь. В конце сарая даже натекла бурая лужа, поедавшая бодяк. И все же Виксны ничего не брали себе, а ездили в Бруге и покупали предназначенные для мелких огородов суперфосфат, калийную соль, нитрофоску и аммиак в маленьких пластмассовых кульках.

Однажды, приехав из города, Алиса сказала Петерису:

— В хозяйственный магазин завезли удобрения.

— Надо купить, пока есть.

— Сам поедешь?

— Да разве мне досуг?

Колхоз готовился к уборке урожая, Петериса позвали в сушилку. Он уже пятую осень веял колхозное зерно, причем один обслуживал большую машину, похожую на прежнюю молотилку. Петерису еще никогда не приходилось иметь дело с моторами, а теперь его слушался старый керосинный мотор, чем он страшно гордился. Иногда случалось промучиться час, а то и больше, прежде чем тот не запыхтит опять. Петерис хлопотал, весь потный, и в сердцах обзывал железную махину дохлятиной и кикиморой, — точно так ругал всю жизнь лошадей, — плевался и проклинал колхозное руководство, которое никак не приобретет приличный мотор. В этом году сушилку перестроили, расширили и, вместо изношенного хлама, поставили сильный электромотор. Кнопку нажмешь, и тот загудит, но Петерис с грустью смотрел на кучу лома, в которой понемногу ржавел и его любимый враг.

Петерису, еще до того как в поле выйдут комбайны, надо было отрегулировать и смазать веялку, взять у кладовщика достаточное количество мешков, привязать к ним бечевки, заготовить на всю осень веников, так что шататься по городу и в самом деле было некогда.

Вечером Алиса сходила к Донату, выпросила лошадь и на другой день поехала в Бруге. По дороге она наметила себе план действий, чтоб обернуться как можно скорее, тогда Петерису не придется доить корову, ибо это не нравилось ни ему, ни корове: уж очень он тискал соски; корова переминалась с ноги на ногу, потом начинала лягаться, и обычно кончалось тем, что она сбавляла молоко, а Петерис ругался, награждая ее тычками, которых бедная скотина не заслужила.

В Бруге уже не было, как в прежние времена, постоялого двора, и Алиса оставила лошадь у Стасии, родственницы Доната, которая после войны жила в «Упитес» и на закате лет вышла за пожилого человека с собственным домишком в городе.

Алисе всегда везло на подруг. В Осоковой низине, помимо Паулины, у нее были еще Анна Вартинь, госпожа Дронис, которую Алиса теперь все чаще называла просто Эммой, ее приятельницей была почтальонша Аусма, в городе, кроме Стасии, еще старая Зарене, статная женщина, у которой сын был пьяницей, бросил семью и жил у матери. Петерису дружба эта почему-то не нравилась, и он обычно недовольно говорил:

— Женщинам-то что! Одна болтовня на уме. Хлебом не корми, дай только лясы поточить.

Стасия шила Петерису рубахи, каких ни в одной лавке не достать: удобные под мышкой и длинные, по колено, чтобы не вылезали из штанов, которые у Петериса обычно держались под животом, он не терпел, чтоб одежда где-то жала или давила. Зарене также вязала Петерису фуфайки, перчатки, носки. А когда не было еще колхоза, полола в «Викснах» свеклу, копала картошку.

Алиса заехала к Стасии за час до открытия магазина. Стасия с мужем как раз завтракали.

— Садись к столу! — пригласила Стасия.

Не помогли никакие отговорки, и, пока Алиса завтракала, рассказывая главные новости Осоковой низины, лишний час и прошел.