Осознание ненависти

— Жаль. Получилась бы неплохая картина.

— Вы, конечно же, шутите? — Марта Дворская, очень бледная, с красными запавшими глазами, перевела взгляд с Шердакова на Полякова. — Я отказываюсь понимать вас, капитан! Может быть, вы, господин Поляков, объясните мне, что все это значит?

Поляков нервно сорвал с груди салфетку и бросил ее на скатерть.

— Простите, но я и сам ничего не понимаю, — его тон был откровенно вызывающим. — Капитан уже выпытывал у меня нечто подобное и получил, на мой взгляд, достаточно ясный и лаконичный ответ: я не пишу картин. И никогда не просил кого бы то ни было позировать мне!

Поляков встал, но выйти из-за стола ему не удалось: все остальные по-прежнему сидели на своих местах.

— Не горячитесь, молодой человек. Не горячитесь и, пожалуйста, сядьте, — твердо произнес Шердаков.

Поляков, видя, что теперь уже все без исключения смотрят на него, безвольно опустился на стул. Его лицо исказила гримаса страдания.

— Ну, не стоит так волноваться из-за каких-то пустяков, — продолжал Шердаков. — Какая, в конце концов, разница: писали вы здесь картину или не писали? Думаю, все присутствующие со мной согласятся.

— Но я уже один раз сказал вам, что ничего не писал!

— Чудесно! Мы все это слышали.

— Тогда перестаньте, ради бога, повторять это!

— Хорошо, хорошо, — постарался успокоить молодого человека Шердаков и повернулся к Олегу Кличеву. — Не будете ли вы так любезны передать мне кусочек пирога? Уверен, что он великолепен. Благодарю вас. Яблочный пирог — моя слабость. Но, к сожалению, в нем слишком много калорий. Н-да. С моей комплекцией волей-неволей приходится над этим задумываться. Еще один кусочек, пожалуйста.

Олег Кличев выполнил просьбу капитана и многозначительно переглянулся со своей женой.

За столом возникло некоторое оживление. Эмма Блиссова обменялась несколькими фразами с доктором Энским. Холмов о чем-то спросил Женю. Та сдержанно ответила.

Но самым примечательным было то, что никто, кроме Шердакова, больше не спешил попробовать яблочного пирога.

Поляков же, чувствуя повышенный интерес к своей особе, сделал новую попытку выйти из-за стола.

Шердаков остановил его заранее заготовленным вопросом:

— Чуть не забыл спросить у вас, господин Поляков. Как часто вы поднимались на третий этаж?

Поляков снова упал на стул.

— Я… я не совсем понимаю вас, капитан.

— Да? Тогда я повторю свой вопрос как часто вы поднимались на третий этаж? — И безжалостный Шердаков улыбнулся.

Поляков поежился. На лбу его заблестели капельки пота.

— Я… не помню. Возможно, два-три раза.

— Только и всего? А могу я узнать, откуда такой интерес к пустым и пыльным коридорам?

— Мне кажется, этот интерес вполне естествен.

— Вас занимала старинная легенда?

— Да, немного.

— Но, как мне помнится, вы полностью отрицали возможность существования призрака?

— Я все еще не изменил своего мнения.

— Нет ли в ваших словах противоречия?

— Никакого противоречия я не вижу.

— А может быть, вас привлекло убийство полковника Можаева? — спросил Шердаков.

Поляков изменился в лице, но ответил дерзко:

— Меня интересует проблема жизни и смерти как экзистенциальная, мистическая категория, капитан, а убийство здесь ни при чем!

— Вы считаете, в наших подходах к проблеме есть существенные различия?

— Безусловно.

— Так-так. Хотелось бы узнать: какие именно?

— Вам этого не понять.

— Отчего же? — Шердаков окинул взглядом всех присутствующих, словно обращался к кому-то из них.

— Проблема жизни и смерти намного глубже, чем вы можете себе представить, — пробормотал Поляков.

Шердаков рассмеялся, щеки его покраснели от удовольствия.

— Что вы пытались изобразить на картине, молодой человек? Что?

Поляков вздрогнул и, как оказалось, был окончательно выведен из равновесия.

— Какое вам, собственно, дело до всего этого?! — почти прокричал он. Руки его затряслись, глаза забегали. — Не было никакой картины! Не было! Она просто не состоялась!

Внезапно Шердаков понял, что Поляков до смерти чего-то боится. Но почему?

— Картина была уничтожена, не так ли?

— Да!

— По какой причине?

— Вас это не касается!

Шердаков улыбнулся строгой отеческой улыбкой.

— Чем же вас так привлек, а затем испугал образ женщины-призрака?

Поляков издал что-то вроде стона и закрыл лицо руками.

— Хватит! С меня довольно!

— Не спорю, образ действительно ужасен. Но, возможно, в нем есть что-то притягательное? В особенности для того, кого так занимает проблема жизни и смерти. — И Шердаков, желая увидеть реакцию окружающих его людей, огляделся.

Марта Дворская с неослабным вниманием смотрела на Полякова. «Не подозревает ли она его в смерти своего мужа?» — подумал капитан.

На Полякова были направлены также взгляды доктора Энского и Эммы Блиссовой. Олег и Надежда Кличевы сверлили глазами капитана.

Холмов задумчиво рассматривал инкрустированные дверцы буфета, а Женя неотрывно смотрела на Марту Дворскую.

Шердаков привстал и, довольный собой, потер руки.