Заманчиво отмахнуться от подобных проектов как от любопытных, но бессмысленных причуд. Однако у них важная миссия — заставить нас переосмыслить наше восприятие Времени и своего места в нем. Более того, они могут послужить полезными примерами для создания инфраструктур, ориентированных на долгосрочное будущее и тесное сотрудничество между поколениями. Сегодня практически ни одна частная компания или государственная структура не может позволить себе горизонт планирования дольше, чем несколько финансовых лет или период до следующих выборов. Растущая концентрация мирового богатства в руках крошечного меньшинства означает, что бо́льшую часть населения мира по-прежнему будет волновать только выживание здесь и сейчас, а не забота о будущем. Пожалуй, единственные, кто сегодня может позволить себе думать о грядущих поколениях и имеет возможность осуществлять гуманитарные проекты, рассчитанные на десятилетия, — это частные благотворительные фонды, созданные на деньги сверхбогатых людей. Хотя их деятельность, безусловно, заслуживает всяческих похвал, нельзя отрицать ее фундаментальной антидемократичности: получается так, что сегодня забота о будущем находится в руках небольшой горстки самых богатых людей, — а у некоторых из них весьма бредовые представления о том, каким оно должно быть.
Возьмите, например, моду на строительство роскошных «климатических бункеров» — современных вариантов противорадиационных убежищ, где сверхбогатые люди смогут в комфорте пережить климатический катаклизм, в то время как остальная часть человечества будет страдать от невыносимой жары, от голода из-за хронического неурожая, от наступления моря и множества других тяжких невзгод[131]
. Многие из них — миллиардеры из Кремниевой долины, чьи высокотехнологичные компании буквально излучают оптимизм по поводу будущего. Однако их подлинный план, по-видимому, состоит в том, чтобы продавать эту иллюзию массам, в то время как самим потихоньку готовиться к апокалипсису. Среди этих сверхбогачей есть и витающие в облаках футуристы, которые уверенно утверждают, что терраформирование Марса не только реально осуществимо, когда придет время оставить эту планету, но и является естественным и неизбежным продолжением стремления человечества к освоению новых рубежей. Такое мышление поражает своей глубокой темпоральной дисморфией — искаженным пониманием времени, которое усугубляется как невежественным игнорированием факта долгой коэволюции Земли и жизни на ней, так и наивным отрицанием нашей собственной истории как вида. Если на то пошло, был ли за все столетия нашего существования хоть один прецедент, когда мы, люди, сумели бы реализовать конструктивный международный проект (т. е. нечто иное, нежели уничтожение коренных цивилизаций), который требовал огромных расходов без немедленной окупаемости? И каким образом мы вдруг сможем процветать на чужом планетарном теле, с которым мы не связаны общей эволюционной историей, если мы не научились заботиться друг о друге даже на этой родной, дружелюбной и гостеприимной планете?Между тем на другом конце экономического спектра существует иная модель долгосрочного лидерства, предлагаемая американскими коренными народами, которым удалось выжить и сохранить свою культуру, несмотря на столетия геноцида, нарушения договоров и ужасающую бедность, благодаря тому, что писатель и теоретик культуры Джеральд Визенор называет «преемственностью». Согласно Визенору, члену племени оджибве из резервации Белая земля в штате Миннесота, «преемственность — это продолжение историй… переходящее от поколения к поколению право на наследование»; преемственность коренится в глубокой, унаследованной от предков привязанности к земле, ограниченной небольшими резервациями — конечными мирами[132]
. Такое мировоззрение ценит долговечность выше завоеваний; самоограничение выше потребления, а непрерывность выше новизны. Ему присущ глубокий и объективный, отчасти ироничный и самоуничижительный взгляд на щедрость и капризность природы, а также на лучшие и худшие проявления человеческой натуры.