Как мы видели на страницах этой книги, создание новых категорий – это осознанная деятельность. Неосознанность появляется тогда, когда мы слишком жестко придерживаемся категорий и категориальных различий, которые были придуманы в прошлом (мужское/женское, старость/молодость, удача/неудача). Как только различия установлены, они начинают жить своей жизнью. Задумайтесь: (1) Сначала была земля. (2) Потом были земля, море и небо. (3) Затем были страны. (4) Потом была Германия. (5) Теперь есть Восточная Германия и Западная Германия. Созданные нами категории входят в привычку и их очень трудно опровергнуть. Мы придумываем свою собственную универсальную реальность, а затем оказываемся ее жертвой и не желаем понимать, что это всего лишь категории или идеи.
Если мы обернемся назад и обратим внимание на категории давнего прошлого, в авторитете которого никто и никогда не сомневался, нам будет проще понять, почему иногда приходится придумывать новые. Аргентинский писатель Хорхе Луис Борхес[3] цитирует древнюю китайскую энциклопедию, где животные классифицируются как а) принадлежащие Императору, б) набальзамированные, в) прирученные, г) молочные поросята, д) сирены, е) сказочные, ж) бродячие собаки, з) включенные в эту классификацию, и) бегающие как сумасшедшие, к) бесчисленные, л) нарисованные тончайшей кистью из верблюжьей шерсти, м) прочие, н) разбившие цветочную вазу, о) похожие издали на мух{5}.
Неосознанность – это ловушка традиционного порядка вещей, где определенные существа всегда принадлежат Императору, христианство всегда есть благо, какие-то люди обречены вечно принадлежать к касте неприкасаемых, а двери – это просто двери, и ничего более.
Механическое поведение
Вам приходилось извиняться перед манекеном в магазине или выписывать чек за январь, проставляя дату прошлого года? Когда мы пребываем в таком состоянии, то воспринимаем и расшифровываем ограниченное число сигналов внешнего мира (женские фигуры, типографский бланк), не позволяя другим сигналам (застывшая поза, календарь) проникнуть в наш мозг.
Однажды в маленьком продуктовом магазине я протянула кассирше новую банковскую карточку. Заметив, что на обороте нет моей подписи, кассирша вернула ее мне обратно, чтобы я расписалась. Потом она взяла мою карточку, провела ее через считыватель, протянула мне чек и снова попросила расписаться, что я и сделала. Затем кассирша сопоставила только что подписанную карточку и чек, чтобы проверить – совпадают ли подписи.
Современная психология никогда особо не интересовалась, до какой степени сложное поведение может осуществляться механически, по крайней мере до тех пор, пока этот вопрос не затронули в 1896 году Леон Соломонс[4] и Гертруда Стайн[5]. (Это была та самая Гертруда Стайн. С 1893 по 1898 год она слушала курс экспериментальной психологии в Гарвардском университете под руководством Уильяма Джемса.) Предметом их изучения были «раздвоенные личности», которых позже назовут «расколотыми личностями». Соломонс и Стайн предположили, что поведение двойника – это не что иное, как неосознанное поведение большинства обычных людей. Обычные люди тоже выполняют сложные программы поведения, не обращая никакого внимания на них. Они поставили несколько экспериментов над собой и доказали, что писать и читать можно механически. Они писали английские слова и одновременно внимательно читали увлекательный рассказ. После непродолжительной практики они научились, не раздумывая, писать диктант и читать. Правда, они совершенно не могли вспомнить написанное, но тем не менее были абсолютно уверены, что писали какой-то текст. Чтобы показать, что процесс чтения может быть механическим, испытуемый читал книгу вслух, а экспериментатор одновременно читал занимательный рассказ. И снова они обнаружили, что после упорной практики научились читать вслух без запинки и при этом очень внимательно слушать рассказ экспериментатора.
Соломонс и Стайн пришли к выводу, что огромное число видов деятельности, которые мы считаем интеллектуальными, такие как чтение и письмо, могут совершаться вполне механически: «Как и все нормальные люди, мы стремимся к поступку, не выражая никакого намерения или сознательного волеизъявления, – в манере, которая принципиально соответствует прежним привычкам личности»{6}.