Ост-Индский вояж (СИ)

— Ты настоящий друг, Акимушка. Мне будет недоставать тебя, когда ты уйдёшь в море. Но таков мир, такова жизнь. Спасибо, и пусть твои дни пробегут быстрее, а путь твой не окажется таким долгим. Храни тебя Господь!

Лишь через месяц Панарада обмолвилась Сафрону:

— Знаешь, сахиб, я прицепила твой, вернее Акима, подарок. Знаешь, как его оценил мастер-ювелир?

Сафрон лишь скривился, выражая полное незнание.

— Около сотни монет! Золотых! Разве можно дарить такие подарки незнакомым людям, особенно женщинам другого мужчины?

— Он мой лучший друг, Пана! К тому же уверен, что он даже не подозревал о его стоимости. Говорит, что достался почти даром. А Аким не такой, чтобы разбрасываться деньгами. Копит на обратную дорогу и для начала новой жизни у себя на Дону.

— Это очень удивительно, мой сахиб! — всё же молвила она и опустила голову, всматриваясь в драгоценность. — Я и не думала, что когда-нибудь и у меня будет такое, что и другие носят. Нам такое не положено носить.

— Я просил тебя даже не вспоминать о твоём прежнем положении, и уж не говорить вслух, С этим давно покончено! У тебя, надеюсь, уже ничего не осталось от твоей прежней жизни.

Она потемнела лицом и промолчала, озабоченная и встревоженная.

Вскоре Сафрон случайно увидел, как у калитки его двора стоит Хаттон и что-то говорит Панараде. Та порывается уйти, а англичанин пытается удержать её. Сафрон поспешил подойти, скрываясь от внезапного взгляда их двоих.

Панарада первая увидела Сафрона и вскрикнула. Хаттон обернулся и побледнел. Сафрон же быстро приблизился и проговорил сдавленным голосом:

— Какого черта ты тут ошиваешься, Хаттон? Захотел схлопотать по зубам? Ну-ка убирайся отсюда и больше не появляйся ближе квартала! Вон! Прибью!

Хаттон что-то пробормотал невнятное и поспешил уйти, а Панарада с облегчением вздохнула и виновато уставилась на Сафрона. Слова застряли у неё в горле.

— Что ему надо было, Пана? — спросил Сафрон, войдя во двор.

— Мой сахиб, я никак не могла закрыть калитку! Он ногу подставил! И всё уговаривал бросить тебя и перейти к нему жить! Какой наглец! Хорошо, что ты появился. Я сильно испугалась!

— Больше он не появится, моя Пана, — зло ответил Сафрон, но ревность обрушилась на него с новой силой и он вспылил: — А ты не давала ему повода такие предложения высказывать этому проходимцу?

— Как ты мог подумать, мой сахиб! — чуть не плача ответила женщина. — Мне так стыдно и горько! Сейчас он совсем не так любезен был, как раньше. Подумала даже, что он может увести меня силой, да тут соседи стояли с осуждающими взглядами! Какой стыд?

— Ладно, Пана! Хватит верещать. Уже всё прошло. Я немного про него узнаю. Тут что-то мне кажется не так. Столько времени он не появлялся — и вдруг опять заявился. Надо узнать его намеренья. Идём в дом.

Через неделю Сафрон узнал, что Хаттон собирается уходить в Англию на самом ближайшем судне. Стало ясна его активность и торопливость. И сейчас Сафрон решил из дома не отлучаться, находясь постоянно при Панараде. Работник и сам вполне может справиться с рыбалкой.

Панарада несколько дней ходила, как в воду опущенная и не могла смотреть на Сафрона, боясь осуждения и укора.

Несколько дней спустя, занимаясь ловлей рыбы рано утром, Сафрон не заметил, как довольно большая лодка с двумя местными рыбаками или просто лодочниками, без всякого предупреждения и криков ударила в бок его лодки и та с лёгкостью перевернулась. Сафрон оказался в воде вместе с половиной улова.

Он вынырнул и, отдуваясь, пристально всматривался в людей, злорадно ухмыляющихся и явно довольных результатом. Потом, выплыв к берегу и потеряв лодку, уплывшую к устью, он вспомнил, что уже видел эту лодку и того лодочника. Ничего конкретного вспомнить больше не мог, но зародилось сомнение или предчувствие чего-то нехорошего и опасного для него.

Мрачные мысли привели его к тому, что он посчитал нужным последить за Хаттоном и поспешил к фактории. Там он ждал недолго. Тот самый лодочник появился через полчаса после него и, не медля прошёл внутрь. Значит, ему в факторию вход не возбранялся.

— Ну англиец! — пробормотал он сквозь зубы. — Погоди, уедешь ты на родину!

Сафрон поспешил в порт и вскоре узнал, что ближайшее судно может уйти в море не позднее чем через десять дней. Ждёт другое судно.

Панарада со страхом встретила Сафрона, и тот счёл нужным рассказать лишь о гибели лодки и части улова.

— Какие-то болваны зацепили меня, и я оказался в воде. Едва выбрался на берег, — пояснял он встревоженной жене. — А ты не выходи за ворота, Пана. Больше будь дома. Мне надо будет заняться новой лодкой, так что будь осторожнее. И сына из виду не выпускай.

Сам Сафрон стал больше времени сторожить у ворот фактории, стремясь подкараулить или лодочника или Хаттона. Лодочник не показывался. Сафрон посчитал, что он получил своё и больше не спешил появляться у фактории. А Хаттона он встретил через пять дней. У того был озабоченный вид, он спешил. А время было раннее, солнце только взошло, дождь прекратился ещё перед рассветом, всё было слегка затянуто лёгким туманом.