Ост-Индский вояж (СИ)

Эти мысли молнией промелькнули в его голове, опустошили его, и он лишь старался выполнять плохо запоминающиеся обычаи местного захоронения. Всё это проходило мимо него, как в тумане. А после поминок он три дня ничего не соображал, не помнил по причине жуткого запоя.

Лишь потом, словно что-то толкнуло его в голову, он очнулся, осоловевшими глазами обвёл сарай, где он лежал, и с трудом поднялся, превозмогая головную боль и ломоту во всем теле. Добрел до лоханки с дождевой водой, ополоснул всего себя, не замечая, что одежда уже намокла, увидел безмолвный укор сына, стоящего рядом с тряпкой вместо полотенца. В хижине плакала дочь Хелен Сунита, и этот тихий, нудный плач больше всего заставил его встряхнуться и оглядеться.

— Сынок, сколько же я так провалялся в сарае? — спросил Сафрон, отдуваясь.

— Три дня, папа. И все время требовал вина, грозился всё сжечь и уйти.

— Ничего не помню! А где мама? — И тут же изменился в лице, вспомнив ритуал похорон, и в голове застучали молотки о наковальню. — Боже! Кто же вам помогал жить, детишки мои милые?

— Бабка Горбунья, папа. Она только что ушла. Обещала вернуться.

— Пойду к дочке. Успокою её. Не могу слышать её плача.

Глава 17

Сафрон с трудом выдержал две недели. Горе поутихло, и перед ним стал вопрос, как жить дальше. На похороны ушли большая часть сбережений Панарады, но он вспомнил её схоронку, и откопал две сотни шиллингов. А в доме почти ничего не оставалось. Работник перестал работать, полагая, что хозяин больше не сможет участвовать, в торговле и рыба не понадобится.

И всё же Сафрон уже начал возобновлять работу. Деньги для детей были необходимы. И платить бабке за них надо хоть по фанаму в неделю. А рыба давала ему даже вдвое больше.

Но мысль уже начинала сверлить мозг. Ему не хотелось оставаться в этих местах, а денег для начала новой жизни было недостаточно. И он пошёл как-то в факторию, где священник англиканской церкви занимался воспитанием детей редких английских семей. При церкви было помещение, где дети даже спали, если были слишком малы, и изучали некоторые науки, в основном Священное Писание и грамоту.

Преподобный отец Джозеф принял Сафрона вполне благосклонно, зная о несчастье, постигшее этого странного человека. Знал он и то, что этот Казак Сафониус, как звали его здесь, отличался честностью и по этой причине покинул службу в фактории.

— Что привело тебя, сын мой, к нам? — спросил он, пытливо буравя казака своими светлыми глазами.

Сафрон поцеловал сухую руку пожилого отца Джозефа, ответил:

— У меня двое детей, святой отец. Дочка совсем малютка, а сын уже большой. Ему уже семь лет. Я хотел испросить позволение приводить его к вам на обучение. Хочу приобщить его к лону церкви Христовой.

— Богоугодноежелание, сын мой Сафониус. Буду рад принять вашего сына в обучение. Приводите. И примите мои самые искренние соболезнования. Вы смелый и решительный человек. Я даже слыхал, что туземцы благосклонно отзываются о вас. Уважают вас, а это нам очень полезно, хотя явление весьма редкое.

Сафрон в тот же день поговорил с сыном и тот, сморщив нос в недовольной гримасе, не осмелился противиться и согласно кивнул. Лишь спросил:

— А долго там надо находиться, папа?

— Не спросил, но часа три-четыре будет для тебя дело.

— Этот поп сильно строгий? Бить будет?

— Разве тебя не били на улице? И где ты видел учителя без хворостины? Ничего, сынок! Это не так страшно, а ты должен привыкать ко всему. Матери у тебя нет, и мы должны себя так подготовить к жизни, чтобы выдержать все невзгоды и удары судьбы. Как, например, смерть мамы.

Утром Сафрон отвёл сына в факторию и представил отцу Джозефу.

— Очень красивый мальчик! А глаза какие синие! Ты должен хорошо постигать премудрость грамоты и Священного Писания, сын мой. Я надеюсь, что так и будет. Ты ведь не опозоришь своего отца? Ему будет очень неловко в таком случае. Обещаешь, сын мой Николас?

Мальчик с готовностью кивнул, и отец Джозеф подтолкнул мальчика в помещение, где уже находились три мальчика, и девочка разных возрастов. Но не старше десяти лет.

— Как тебе понравилось у отца Джозефа, Никола? — спросил Сафрон, встретив сына, самостоятельно вернувшегося из фактории.

— Скучно, пап. Отец Джозеф не такой страшный, как казалось. Но я многого не понимаю. Остальные дети уже давно учатся, а я отстал.

— Тебе дал отец священник задание на дом?

— Задал писать какие-то палочки и крючки. А бумага у нас есть? И перо требуется с чернилами. Я всё запачкаю!

— Ничего, сынок. Так надо, а остальное придёт к тебе. Ты только не ленись. За лень не только учитель, но и я буду наказывать. Так что смотри мне, сын! — и Сафрон серьёзно погладил мальчика по голове.

Кончался период дождей, жара постепенно обволокла все побережье.

Сафрон вспоминал время, прожитое с Панарадой в предгорье, где было прохладнее, и ему вдруг захотелось опять перебраться ближе к горам. Изнурительная жара не будет там так сильно донимать его и детей, хотя те не так к ней относились. Намного легче.

Неожиданно в фактории его остановил чиновник, которого он почти не знал.