Остаюсь с тобой

- Дорогой ты мой, так ты лучше нас знаешь, как и что там, под землей. Помолчал, вглядываясь в окно. - Понимаешь, сколько ни живу, сколько ни смотрю, а все равно тянет посмотреть в окно. Люблю вашу землю. Ровно, и много речек, много лесов. Всего много. У нас дома, понимаешь, горы и горы. Одну гору обошел, а там еще одна, потом еще и еще. А тут... Небо, глаз не хватает. Хорошая у вас земля. А люди еще лучше. Я приехал сюда учить ваших джигитов добывать нефть. У нас она давно, с детства привыкаем. Приехал холостяком. Долго был холостяком. Хоть наши кавказские красавицы на весь мир славятся. Косы, как ночь, глаза, как глубокие колодцы. Глянешь раз - и пропал на всю жизнь. Там я выдержал. А здесь сдался. Поднял руки вверх и говорю: "Бери, синеглазая Лида, я твой на всю жизнь!" Теперь только жалею, что поздновато у вас нашли нефть. Больше бы джигитов бегало в детский садик.

Всю дорогу Алесич присматривался к бригадиру, прислушивался к его разговорам с членами бригады, к шуткам, которыми обменивались между собой рабочие, не забывая иногда пульнуть колючее словцо и в адрес бригадира. Создавалось впечатление, что отношения между рабочими и бригадиром слишком уж свойские, чуть не панибратские. При таких отношениях трудно поддерживать дисциплину, а без дисциплины что за работа. Но как же удивился Алесич, когда увидел этих "несерьезных" людей у станка-качалки, который им надо было отремонтировать.

Качалка застыла, опустив к самой земле свою луноподобную голову, чем-то напоминая усталую лошадь, спрятавшуюся в зарослях высокой травы от мух.

- Давно не ступала здесь нога нашего брата, - сказал Мустафаев, собирая у станка своих помощников. - А вы знаете, что для нашего управления каждая недодобранная тонна нефти? Значит, так... Надо оживить эту скважину. Мы не знаем, что там такое. Оборвались штанги или, может быть, запарафинились трубы. А может, то и другое. Поэтому сначала поднимем штанги... Понятно? За дело! Ты, - глянул на Алесича, - будешь помогать машинисту подъемника. Присматривайся, как и что. Нам нужен еще один машинист. Учись.

Закрепив подъемную вышку оттяжками, начали поднимать штанги. Их складывали здесь же, рядом со скважиной, одну на другую, как обычно складывают длинные жерди. Штанги были замасленные, с прилипшими к ним наплывами парафина, комками песка и глины.

Все работали молча и сосредоточенно, без суетни, точно выполняя команды своего бригадира.

Незаметно минула половина дня.

Машинист подъемной установки - фамилия у него была Запорожец, хотя он ничем не походил на запорожца, какими их рисуют в книгах, - несколько раз довольно многозначительно поглядывал на солнце.

- Тарас, глаза ослепишь, - заметил ему Мустафаев. - Поднимем штанги, поедем на обед.

Подняли обломанную штангу. Ее конец был тонкий, заостренный. Она и обломилась в этом, тонком месте.

- Перетерлась, - сказал Мустафаев и махнул машинисту, чтобы тот глушил двигатель. - Или в скважине где-то изгиб, или песчаная пробка, одно из двух. Вот что, Степан, - обратился бригадир к водителю "рафика", - поедешь в цех. Пусть сейчас же подбросят пару новых штанг. Может, и еще какую-нибудь придется менять. И колокол. Без него остальные штанги мы не поднимем. По дороге подбросишь нас в столовку. Сам пообедаешь после. Ну, товарищи, по коням, как говорят у нас на Кавказе.

Все сели в "рафик". Когда отъехали немного, Мустафаев сказал Алесичу:

- Будешь хорошим ремонтником. У тебя есть реакция. Я наблюдал. Для ремонтника реакция - все. В нашем деле, бывает, и секунда много значит...

В коридоре столовой сняли брезентовые куртки, повесили на крюки, помыли руки и направились в зал. Там уже никого не было. Официантки прибирали помещение.

- Салям алейкум! - поздоровался Мустафаев, взял поднос и прошел в раздаточную.

Ели, как и работали, молча и сосредоточенно.

Алесич вдруг услыхал, как кругом задвигались. Глянул - все смотрят в одну сторону, куда-то за его спину.

- Добрый день! - послышался тихий Катин голос. - Приятного вам аппетита!

Оглянулся. Встал за столом, чувствуя, как лицо покрывается испариной. Какое-то время стоял молча, не в силах пошевелить онемевшим языком.

- А я смотрю, смотрю, ты это или не ты?

Загремели табуретки. Ремонтники как по команде поднялись и вышли.

- Давно ты здесь? - чуть сдержанный смех Кати. Ее серые глаза радостно заблестели.

- А ты? - выдохнул Алесич.

- Пару недель.

- Я тоже... - набрал полные легкие воздуха Алесич и заговорил уже более спокойно: - Уволился с триста пятой сразу после тебя. Что случилось? И не сказала...

- Долго рассказывать.

- Может, встретимся? Ты во сколько кончаешь?

- В восемь...

- Зайти за тобой?

- Зайди, - как-то безразлично сказала Катя и, взяв посуду, пошла на кухню.

Алесич стоял и смотрел ей вслед, пока Катя не скрылась в дверях. Теперь его смутило то, что она так спокойно рассталась с ним. Будто была недовольна чем-то. Будто ей все равно, встретятся они в восемь или не встретятся. И он тоже хорош. Можно было поговорить, никто им не мешал. Но поздно, не побежишь же вслед.