Читаем Остались одни. Единственный вид людей на земле полностью

Таким образом, можно предположить, что на территории Европы в глубоких пещерах с разрисованными стенами проводили обряды инициации. Так и видишь, как молодых людей под действием каких-то веществ или после голодания ведут по темным галереям пещеры – и вдруг огонь факела выхватывает перед ними из тьмы мощные образы. Пение, барабанный бой и курения усиливают эффект; у нас есть свидетельства, что некоторые пещеры во Франции и Испании выбрали за их акустические свойства. Можно предположить, что к тому моменту похоронная обрядовость уже сформировалась, потому что имеются более ранние погребения (100 тысяч лет) с признаками символики, а кроме того, известны черепа из Херто с признаками особых посмертных манипуляций, среди них детский череп, оформленный как церемониальная чаша для питья, – а черепа из Херто между тем датируются возрастом 160 тысяч лет.

Все это говорит о том, что ритуалы продолжали развиваться, потому что способствовали целостности и психическому здоровью и каждого человека, и общества в целом. Память отдельных людей и групп, к которым они принадлежали, складывалась в “коллективную память”, создавая хроники группы, общую копилку информации о племени. Эксперименты по нейросканированию показали, что во время ритуала активируются области мозга, ответственные за рабочую память (эпизодическая память о действиях и поведении, а не о фактах) и за подавление поведенческих импульсов. Так, возрастающая значимость обрядов для человека современного типа, возможно, привела к совершенствованию рабочей (эпизодической) памяти, к укреплению навыка сосредоточения, к умению подавлять “антисоциальные” (в этом контексте – “антиобрядовые”) порывы, то способные снизить или даже свести на нет социальную значимость ритуала. Ритуал выстраивает действия в заданный порядок, никак не связанный с непосредственными функциональными нуждами группы или индивида, и, ослабляя напряжение, помогает с помощью выверенной череды действий взаимодействовать с потенциально враждебными соседями, если, конечно, соседи принимают символику и этикет ритуала, – таким образом, подозрение и враждебность в отношениях сменяются на доверие. Подобные взаимодействия особенно необходимы для торговли в тяжелые времена (например, в периоды засухи) или когда в племени не хватает брачных партнеров.

У отметки в 40 тысяч лет мы уже уверенно говорим о ритуалах: обрядами и церемониями отмечали смерть человека – тут и множественные погребения, и специальные манипуляции с мертвыми телами. Примерно к этому периоду относятся два захоронения на озере Мунго в Юго-Восточной Австралии: в одном из них – женщина, которую кремировали при высокой температуре, а в другом погребен человек неизвестного пола в вытянутой позе и с гематитовым пигментом по поверхности останков (возможно, изначально его наносили на кожу или на покрывающий материал – шкуру или древесную кору). 10 тысяч лет спустя по всему населенному миру люди граветтской культуры начали класть рядом со своими умершими красную охру и искусно сделанные погребальные предметы: мы находим приметы именно такой обрядности от Уэльса на западе (стоянка Пейвиленд) до российского местонахождения Сунгирь на востоке. Характерных погребений обнаружено множество, причем некоторые невероятно богаты: в Сунгире двоих подростков, мальчика и девочку, похоронили голова к голове, присыпали гематитовой охрой, приложили к ним длинные копья из бивня мамонта, костяные статуэтки, сотни просверленных клыков песца, бусины из бивня, порядка десяти тысяч, – ими, похоже, были расшиты меховые одежды, теперь истлевшие. На производство копий из прокаленного бивня наверняка ушли недели, а чтобы сделать все бусины – несколько месяцев. Иначе говоря, статус этих детей в обществе оставался высоким даже после смерти. А одна недавняя находка, пока не полностью описанная в научной литературе, может отодвинуть наше представление о времени зарождения погребальной обрядности еще дальше в прошлое. Речь идет о пещере в холмах Цодило в Ботсване. Там есть огромный шестиметровый камень в форме змеиной головы, ему 70 тысяч лет. В среднем каменном веке пещера, по-видимому, долгое время служила местом церемоний.

Все это подводит нас к вопросу о религии и системе верований, нередко тесно связанных с обрядами. Представляется, что чувство вины за нарушение социальных норм (например, кража у соседа, причинение вреда ни в чем не повинному человеку) появилось еще у ранних людей. Мы можем догадываться об этом потому, что удается привить ощущение стыда социально ориентированным животным, собакам и некоторым приматам. Но только люди оперируют понятием греха: провинности, совершенной не в отношении другого индивида, а в отношении божественного порядка. Этот порядок охватывает и область взаимоотношений между отдельными людьми (например, прегрешением будет убийство или супружеская измена), и установленные стандарты поведения в обществе (вспомним запрет на расчесывание волос во время грозы или на употребление в пищу свинины).

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Неразумная обезьяна. Почему мы верим в дезинформацию, теории заговора и пропаганду
Неразумная обезьяна. Почему мы верим в дезинформацию, теории заговора и пропаганду

Дэвид Роберт Граймс – ирландский физик, получивший образование в Дублине и Оксфорде. Его профессиональная деятельность в основном связана с медицинской физикой, в частности – с исследованиями рака. Однако известность Граймсу принесла его борьба с лженаукой: в своих полемических статьях на страницах The Irish Times, The Guardian и других изданий он разоблачает шарлатанов, которые пользуются беспомощностью больных людей, чтобы, суля выздоровление, выкачивать из них деньги. В "Неразумной обезьяне" автор собрал воедино свои многочисленные аргументированные возражения, которые могут пригодиться в спорах с адептами гомеопатии, сторонниками теории "плоской Земли", теми, кто верит, что микроволновки и мобильники убивают мозг, и прочими сторонниками всемирных заговоров.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Дэвид Роберт Граймс

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Тайны нашего мозга, или Почему умные люди делают глупости
Тайны нашего мозга, или Почему умные люди делают глупости

Мы пользуемся своим мозгом каждое мгновение, и при этом лишь немногие из нас представляют себе, как он работает. Большинство из того, что, как нам кажется, мы знаем, почерпнуто из общеизвестных фактов, которые не всегда верны… Почему мы никогда не забудем, как водить машину, но можем потерять от нее ключи? Правда, что можно вызубрить весь материал прямо перед экзаменом? Станет ли ребенок умнее, если будет слушать классическую музыку в утробе матери? Убиваем ли мы клетки своего мозга, употребляя спиртное? Думают ли мужчины и женщины по-разному? На эти и многие другие вопросы может дать ответы наш мозг. Глубокая и увлекательная книга, написанная выдающимися американскими учеными-нейробиологами, предлагает узнать больше об этом загадочном природном механизме. Минимум наукообразности — максимум интереснейшей информации и полезных фактов, связанных с самыми актуальными темами: личной жизнью, обучением, карьерой, здоровьем. Перевод: Алина Черняк

Сандра Амодт , Сэм Вонг

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография

Если к классическому габитусу философа традиционно принадлежала сдержанность в демонстрации собственной частной сферы, то в XX веке отношение философов и вообще теоретиков к взаимосвязи публичного и приватного, к своей частной жизни, к жанру автобиографии стало более осмысленным и разнообразным. Данная книга показывает это разнообразие на примере 25 видных теоретиков XX века и исследует не столько соотношение теории с частным существованием каждого из авторов, сколько ее взаимодействие с их представлениями об автобиографии. В книге предложен интересный подход к интеллектуальной истории XX века, который будет полезен и специалисту, и студенту, и просто любознательному читателю.

Венсан Кауфманн , Дитер Томэ , Ульрих Шмид

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Языкознание / Образование и наука