— Вестовой… Сразу надо было уходить! — воскликнул Матадор, стукнул себя по лбу и чуть успокоился. — Они нас не видят и не слышат, зато и мы их…
— Послушать с моим шлемом можно, — сказал Дэн Майский. — Недаром я столько денег спустил на снарягу… Звук голосов можно усилить, лишние шумы отфильтровать, разговоры записать…
— А так, чтобы я слышал, — можно? — сказал Матадор.
— Да запросто, — сказал Майский.
— То и послухаем, — сказал Мыло.
Майский с удовольствием снял шлем, поставил его на бетон, и осаждённые сгрудились вокруг, как болельщики у приёмника.
Липовые миротворцы внизу неистово ругались на нескольких языках, но, к счастью, русский преобладал:
— Не пойду я внутрь, там это… Не пойду!
— Тогда марш наверх!
— Ага! Один уже слазил…
— Нет там никого! Если бы там химера была, она нас уже порвала бы на мелкие фрагменты… А суки эти точно на крыше, мне Клинтон говорил, у них там схрон… Два старика, не хрен делать, ребёнок управится…
— Вот сам туда и лезь, проводник хренов… Ни хрена не знаешь, а нанялся… «Партизанен, сдавайсь!» Додумался!
— У меня что — время было подготовиться?
— Настоящего миротворца надо было подставить!
— Так ты же сам, козлина, водилу замочил!
— Тахимбалда ачигин бабара! Утым бабара! Ычк, ычк!
— Сам ачигин!
— Заткнитесь, псы! Здание нам не надо. Нам крыша надо! Нам надо, чтоб на крыша никого!
— Не подойду я к этой лестнице! Мы так не договаривались! Мы договаривались, что они сами слезут!
— Поднимись, сколько сможешь, граната брось!
— А хренушки! Поехали назад. Доложим, что всё чисто. А тех, что на крыше, пусть с «вертушки» рассобачивают. Им даже проще будет. А мы и так уже Тахира потеряли! Пусть думают, что старики туда залезли, когда мы уехали. А до того на крыше никого не было!
— Куда, псы неверные?
Тут раздался звук выстрела, после чего залегла тягостная пауза…
— Келете торчак, усум егерен…
— Идиот, а что мы скажем про Тахира и этого… Волной смыло?
— Ты Зону знаешь, ты и выдумывай… Скажем, что их эти… зомби загрызли… Связи-то нет! Дополнительных инструкций нет! И нас нет!
Матадор утёр пот со лба:
— Везёт нам сегодня. Команда у Пекинеса под стать нам попалась…
— Настоящие-то бойцы все в Зоне орудуют, — сказал Киндер. — А тут явно набрали первых попавшихся. Иностранцы они, миротворцы они… Самодеятельность какая-то.
Матадор поднялся и поглядел вдоль крыши.
— Уезжают, — сказал он. — Два трупа нам оставляют, вот это нехорошо: жарко, собаки почуют, прибегут, а сегодня я даже с собаками воевать не желаю, добренький я…
— Собаки не проблема, — сказал Киндер. — Вертолёт проблема. Вот он нас облетит да шарахнет ракетой…
— Не шарахнет, — сказал Матадор. — Ему тут садиться, ему тут, вероятно, людей ждать… На нас же не написано, кто мы такие. Если ждём на крыше — значит это мы и есть…
— Не пролезет, — сказал Майский. — У них наверняка есть какой-то сигнал. Не три костра, конечно, но маячок какой-нибудь красненький… аварийный знак… Когда брали заложников в отеле «Рэдиссон-Дели», тоже на крыше вертолёт ждали, и знак был, фальшфайер…
— Не понимаю, — сказал Киндер. — Неужели у бандюков армейский вертолёт?
— Я, конечно, не эксперт, — сказал Майский, — но кое-какой опыт имеется. И литературу читал. Маленький будет вертолёт, не «демуазель» одноместная, конечно, а что-то вроде «ниссан-чоппер».
— Никогда не слышал, — сказал Матадор. — Тут военные-то летать побаиваются, а если ПДА не работают, то и вообще дураков нет вслепую лететь…
— Бесшумных «вертушек» ещё не придумали, — сказал Киндер. — Услышим — уйдём вниз. Если Большой такой умный, то сам их пусть и встречает. Подставил нас, как пацанов… Только где же они меняться-то будут, где выкуп передадут, где Белого отпустят?
— Видпустять воны, — вздохнул Мыло. — Може, вбилы вже катюги нашого андела…
— А вы ещё не поняли? — сказал Дэн Майский. — Не нужен им никакой выкуп. И вывозить бандюганов никто не будет. Автобусы до Польши — это же курам на смех! Поляки нынче всех выдают за милую душу, а таких с особым удовольствием… А нужен им…
Журналист замолчал; а может, и продолжал говорить Дэн Майский, только никто его уже не услышал, потому что повис в воздухе низкий рёв, заглушающий и поглощающий все прочие звуки. Ревело отовсюду — сверху, снизу, со всех сторон света. Жалким писком по сравнению с ним казалась теперь хитрая сирена для самых пугливых. Сталкеры повскакивали, забыв об осторожности, заткнули уши руками, начали раскачиваться, потому что содержался в этом чудовищном ревуне какой-то ритм, оглупляющий, обездвиживающий, завораживающий, лишающий воли и даже инстинкта самосохранения… Одного лишь хотелось, чтобы кончился этот звук, а там будь что будет — стрельбы, плен, пытки, смерть, — наплевать, это мелочи, только бы не слышать никогда ничего подобного и не вспоминать об этом…
Казалось, ревела сама Зона, внезапно осознавшая свою противоестественную сущность, свою искалеченность, ущербность, монструозность, мерзость, ублюдочность, изгойство, выключенность из нормальной жизни планеты, многолетнюю тоску, мрак, одиночество, обречённость и безнадежность…