Остальное - судьба

— Плащи в тамбуре снимайте! — крикнула Синильга. — Не разводите лужи на полу…

Идол с порога потребовал коньяку; Коломбо ёжился, била его дрожь какая-то…

— Определили? — сказал Матадор.

— Всё нормально с Гудвином, — сказал Коломбо. — Но потерял много крови. Мы с Идолом сдавали, вот и задержались…

— Понятно, — сказал Матадор. — А я-то думаю — что это тебя так корёжит?

— Да не потому, — сказал Коломбо. Своё прозвище он получил не из-за дедуктивных способностей, а из-за некоторого сходства с актёром Питером Фальком. Конкретно — из-за косоглазия. — Просто у вояк как-то стало неуютно. Нет, не хамили, не задирали. Обращались исключительно вежливо. Только глядели на нас, как на покойников…

— Одно к одному, — вздохнул Матадор.

Раздался грохот — это Идол не усидел на высоком барном табурете.

— Вот псы, — сказал Пилюлькин. — Сколько они из него выкачали? Тысячу кубиков? Нельзя же после этого пить… И я как-то мимо ушей пропустил… Топтыгин! Неси его ко мне, капельницу будешь держать!

Топтыгин, о чудо, повиновался.

— Много они из нас нацедили, — сказал Коломбо. — Честно говоря, еле добрались…

— Вот пакостники, — сказал Матадор. — Стрелять не стреляют, а мелкими гадостями всё же занимаются. Прямо как страны Балтии. И не накормили, и шоколадку не дали?

— Спасибо, что свинцом не накормили, — сказал Коломбо. — Был бы с нами Белый…

— Ешь, Олег, — сказала Синильга. — Арчибальд велел тебе ещё клубники принести… Она не фонит, проверяли…

— Считай, двух бойцов вывели из строя, — сказал Матадор. — Да у них ведь ещё и Ниндзя с Гудвином! И Кобра, наверное! Это всё на войну похоже…

— Не посмеют, — сказал месье Арчибальд. — Кто им артефакты будет носить? Крупная буржуазия привыкла ко всяким штучкам вроде «ягодок». Их «чернобыльской виагрой» там называют… Вся нынешняя фармакология для богатых держится на хабаре нашем…

— Они всё могут сделать, — сказал Матадор. — Введут нам продразвёрстку, нормативы установят…

— Та мы разбежимось видсилля, — сказал Мыло. — Шукай тады нас по усий земли…

— Счета наши заморозят, — продолжат седой сталкер. — Большого отправят верхонки шить…

— Ахтунг! Машина! — крикнул Колчак и открыл дверь тамбура.

Сталкеры, трезвые и не очень, мигом порасхватали автоматы или что уж у кого было.

Но оказалось, что это миротворцы привезли Кобру, после чего немедля отъехали.

— Ну, одной бедой меньше, — сказал Матадор. Кобра сбросила чужую офицерскую плащ-палатку и разрыдалась. К ней подбежала Синильга, начала уговаривать, чтобы выпила немножко…

Кобра поведала сквозь слёзы, что ей бы точно не уйти с российской военной базы, если бы не голубые каски. Майор Дюпре оказался настолько любезен, что его самого чуть было не арестовали, но за ним был французский взвод сопровождения, а устраивать войну ещё и с миротворцами было опасно…

— Рауль может, — сказал месье Арчибальд. — Он не дипломат, он в Уганде реально воевал, выводил европейцев…

— Ну да, — сказал Матадор. — Теперь он будет считаться самым отважным офицером «зет-форс», если осмелился так углубиться в Зону…

— А Толик там остался, — сказала Кобра. — Правда, Рауль обещал приглядеть, да я ещё Толиковым родителям в Москву позвонила. У него очень крутые предки. Я уж врала-врала его мамаше, ведь не скажешь же ей, что я простая официантка…

— Так и она не из графьёв, — утешил её Матадор. — И ты, Дуся, не простая официантка. Ты не гастролёрша, ты одна из нас. Мы все это помним. А кто забудет — напомним…

И выразительно посмотрел на Огонька.

Тем временем мастер Марконя наладил своё хозяйство, и включились окна-дисплеи, только смотреть было уже не на что — за пределами бара стояла обычная дождливая ночь.

Печкин, которого сморил не коньяк, а сегодняшний жуткий день, уже уронил голову на стол, но его разбудил восторженный рёв сталкеров:

— Белый! Белый! Белый!

Журналист поднял голову и увидел, что майор Каргин жив, здоров и ничего не соображает, а Белый тяжело дышит и вытирает капли с лица.

— Заберите у него… это, — сказал наконец Белый. — Я не смог. Вцепился как клещ…

Майор крепко держал в кулаке горловину чёрного пластикового пакета с эмблемой какого-то рок-фестиваля.

Подошёл вразвалочку Топтыгин, попытался разжать пальцы, потом попросту рванул пакет так, что пластик лопнул, и какой-то круглый предмет вылетел — и упал на стол, за которым сидел Батюшка в компании распутного маркиза.

Расстрига вскочил и шарахнулся в сторону.

Это была отрезанная человеческая голова.

— Горох, — сказал поражённый Матадор. — Вот и встретились…

— Пацан сказал — пацан сделал. — У Техаса был такой вид, словно он и сам причастен к этому деянию.

— Соттона перкеле, — сказал Юкка-Пекка и поднял с пола свою трубочку — оказывается, и его можно было удивить.

— Добрый сталкер будэ, — сказал Мыло. — Наш хлопец. Майору даже кличку придумывать не пришлось.

Павел Бару по прозвищу Мастдай, 35 лет