Остался один

- Вы знаете, что это может значить? Если сегодня мы откажемся от экспедиции на Теллус, значит, информация из будущего относится не к нашей, а к следующей экспедиции. К той, которая состоится двести сорок семь лет спустя. - Он помолчал, а потом стал размышлять вслух: - Да, быть иначе не может... Несомненно то, что экспедиция на Теллус когда-нибудь состоится, иначе не было бы этих слов в будущем. Но ведь время, когда они были сказаны, неизвестно...

Люди в кабинете генерального директора вдруг задвигались, скованность исчезла, позы стали непринужденнее, свободнее.

- Ну, конечно... - пробормотал Ивашкевич.

Пороховник щелкнул пальцами. Пономарев улыбнулся. И сам генеральный директор, как показалось Андрею, испытал облегчение. Отчего-то он искоса, с очень странным выражением посмотрел на Крылова. На несколько минут в кабинете снова воцарилось молчание, но теперь тишина была уже не такой густой, вязкой, как раньше, и стены словно бы вновь раздвинулись. Теперь стало очевидным, что за громадным окном кабинета - прекрасный, залитый мягким солнцем сентябрьский день, день совершенно летний, а не осенний. Солнечные лучи, косо падающие на гигантскую плоскость Порта, как будто впервые осветили и кабинет, и тогда в его лучах стало видно, словно бы впервые видно, какие у всех усталые и осунувшиеся лица, словно после бессонных ночей, и что на лице генерального директора лежат морщины, которых еще вчера не было.

Неслышно через кабинет прошла секретарша и положила на стол пластиковую папку с грифом: . Не заглядывая в нее, генеральный директор отодвинул папку в сторону и встал.

- Ну что же, - сказал он. - Немедленного ответа я не жду. Подумайте... есть над чем подумать. Можете приходить ко мне не все вместе, а по одному. Пусть каждый думает столько, сколько ему надо. Я повторю еще раз, какими бы ни были решения, никто вас не осудит.

Голос его теперь снова был громовым басом, никак не вязавшимся с добродушным лицом. Он подождал, глядя всем пятерым вслед, и только тогда вновь опустился в кресло и открыл пластиковую папку. Но документы, лежащие в ней, он все еще не читал. Он продолжал смотреть на задвинувшиеся дверные створки, и секретарша, стоя рядом, не напоминала ему ни о чем.

7

Андрей с усилием открыл глаза, и тогда все вокруг снова стало реальным, обыденным: приглушенный полумрак, плотно сдвинутые портьеры, шкаф с одеждой и широкий диван - обычная обстановка, обычный номер в космогостинице, ставший для него почти уже домом. Сколько уже таких домов было в его жизни?

Он знал: если подойти к окну, за шаг до него скрипнет половица. Крышка письменного стола покрыта царапинами, похожими на географическую карту. А кресло мягко и уютно обволакивает тело и словно вбирает в себя усталость. Все в этом доме было знакомо до мелочей.

Он улыбнулся, остатки сна уходили, и тогда подошла Нина и села рядом, и положила руку ему на лоб.

- Значит, я заснул? - пробормотал Андрей.

- Ровно на двадцать минут, - сказала Нина. - Пока я стояла у окна и смотрела, как начинается дождь.

- Дождь? - Андрей упруго поднялся из кресла, быстро пересек комнату, распахнул окно настежь.

В густом сумраке позднего вечера стояла сплошная грохочущая водяная стена. Нити дождя казались туго натянутыми; начинаясь где-то в черноте неба, они уходили в траву газона, они рассекали ветви деревьев и сбивали на землю листья, уже начинавшие желтеть. Дождь наполнял мир мерным рокотом и густым, свежим ароматом. Дождь казался капризным, переменчивым и все-таки добрым живым существом. Он заставлял вспомнить о детстве, когда можно было босиком бегать по лужам, купаясь в струях гигантского теплого душа, о детстве, когда все впечатления ярки и праздничны и совсем не сравнимы с впечатлениями взрослого человека - теперь-то почти всегда все кажется постоянным, привычным и потому незаметным. Но вот сегодня дождь почему-то вновь кажется маленьким чудом. Он начался неожиданно: в темноте рано наступившего вечера незаметно собрались тучи. Он начался сразу, внезапно и, наверное, сразу же превратился в ливень; и вот теперь хочется долго-долго стоять у окна и слушать шум дождя, вдыхать его запахи и совсем не думать о том, о чем сегодня нельзя не думать. И ничего не говорить.

Андрей закрыл окно, но еще некоторое время смотрел на дождь. Он знал, что Нина следит за каждым его движением, он чувствовал на себе ее пристальный, напряженный взгляд; и он резко обернулся, чтобы сказать наконец то, что он должен был ей сказать, то, что не решался сказать.

- Кто еще полетит, кроме тебя? - спросила Нина очень тихо, спросила так, будто этот вопрос был давно приготовлен, и ей надо было только дождаться того взгляда Андрея, который сказал ей все окончательно.

Андрей задернул штору. Грохочущий, веселый, земной дождь остался на улице, и в номере космогостиницы вновь стало уютно и тихо.