Останется память (СИ)

   По сообщению начальника жандармской управы, бумаги, как и личные вещи пропавшего, переданы по адресату. Объявляется розыск Шумова К. В. Приметы: рост 2 аршина 6 вершков, лицом и телом худ, глаза серые, брови прямые, волосы волнистые. Ходит резво, говорит со странным акцентом. В случае обнаружения, нашедшему будет выплачено вознаграждение - 15 руб. серебром. Наследником по делам К. В. Шумова объявляется генерал Панов Николай Алексеевич".

   3.

   Яркий свет электрического фонаря бил лежащему прямо в лицо, но никаких попыток закрыться он не предпринимал. Надо полагать, был без сознания. Кроме того, полностью лишен одежды.

   Григорий привычным жестом нащупал жилку на шее лежащего человека.

   - Жив... Что делать будем, Ефим?

   - Да как обычно. Пакуй его и повезли.

   - Что, сразу в управу?

   - А чего мелочиться? Документов при нем нет, кто он такой - сказать не может. А здесь к утру он окочурится, если его в таком виде на камне оставить. Ночи, они, и летом прохладные.Григорий почесал нагайкой лоб, сдвинув фуражку вверх и дернув фонарем, и задумчиво сказал:

   - Охота со всякими возиться... Да кто он такой?!

   - Вот очнется - всё скажет. Тебе и скажет, Гриша. Так что без разговоров...

   - Есть, господин есаул, - Григорий нехотя козырнул и подхватил раздетого человека под мышки.

   Ефим взял за ноги, и они вдвоем оттащили человека от воды вверх по лестнице. Ухватили поудобнее и взвалили на круп коня за седлом. Григорий поискал в сумке, вытащил старую ветошку и накрыл тело.

   - Это чтобы нравственность жителей не искушать - может, кто в окошко глянет. Да и теплее ему будет, - Григорий кивнул на человека. - Ну, что, тронули?

   - Подожди. Что это там?

   - Не знаю! Господин есаул, может, поедем? Его еще оформлять как-то надо.

   Ефим спустился по гранитной лестнице и что-то поднял с нижней ступеньки.

   - Наверняка, его вещь, - есаул показал Григорию небольшую круглую коробочку. - Под ним лежало, потому и не заметили.

   - И что в ней? - Полюбопытствовал Гриша, занимаясь конем.

   - А шут его знает! Не буду в темноте открывать. Вдруг там замок хитрый. Чего зря мучиться. Или наоборот, начну открывать и всё поломаю. Вот очнется, всё и расскажет. Сам. Поехали уж.

   Гриша кивнул, хотя этого и не было видно, и тронул коня.

   Казачий разъезд, осуществляющий патрулирование Александровской слободы стольного града Санкт-Петербурга, медленно направился в сторону управы.

   Кирпичные стены, оштукатуренные и покрашенные в бежевый цвет. Широкое окно с частой решеткой, делящей рассветное петербургское небо на клеточки. Под потолком - включенная электрическая лампочка на проводе, без абажура. Деревянный стол. Два стула с неудобной высокой спинкой, по разные стороны от стола. И оба стула заняты. На одном из них - найденный человек, а на втором...

   - Меня зовут Волвенко Ефим Николаевич. Звание мое - есаул казачьей сотни конногвардейского полка. Должность - начальник местной управы. Я веду ваше дело. Итак, приступим.

   - Какое дело? Я ничего не совершал! Я вообще здесь не при чем! Да что такое!

   Ефим Николаевич поморщился.

   - Фамилия? Имя? Отчество?

   - Шумов Константин Владимирович. За что меня задержали?

   - Не задержали, а доставили. В целях сохранения вашей жизни и установления личности.

   - Нет, конечно, спасибо, что дали мне эту одежду, - Костя оттянул на груди свободную рубаху неопределенного цвета, - но зачем в камере-то держать?

   - Это не камера. Это - изоляционная комната.

   - Большая разница!

   Есаул поморщился.

   - Прошу вас - отвечайте на вопросы. Когда и где вы родились?

   - В Санкт-Петербурге. Двадцать пятого мая.

   - Года?

   - А сейчас какой?

   Есаул аккуратно отложил перьевую ручку, которую периодически макал в чернильницу перед записью в таблицу сведений о Косте, привстал и со значением сказал:

   - Здесь вопросы задаю я. Понятно? И если выяснится, что вы - государственный преступник, то разговаривать с вами будут по-другому и совершенно иные люди. Будем продолжать ваньку валять или отнесемся с уважением к собственным гражданским правам?

   Костя откинулся на стуле.

   - И всё же. Могу я ознакомиться с календарем за этот год?

   Волвенко поджал губы, резко дернул ящик стола и бухнул на стол отрывной календарь.

   - Знакомьтесь. Это - календарь. А это - Константин Владимирович. Большой оригинал.

   Шумов вцепился в календарь. Чуть ли не нежно разгладил надорванную обложку, чем вызвал фырканье есаула, убедился, что года на ней не напечатано, и залистал оставшиеся страницы. Начинались они с двенадцатого июля и, если есаул отрывал листки вовремя, сообщали о сегодняшней дате. Но и только. Тогда Костя обратился к выходным данным, до удивления скудным, и, вдобавок, напечатанных мелким витиеватым шрифтом с соблюдением норм дореволюционной орфографии. Стало быть, октябрьской революции семнадцатого года не было. А вот еще, уже или вообще - Косте хотелось разъяснить. Для себя. С целью общего понимания ситуации.

   Волвенко не торопил, иронично поглядывая на Шумова, который судорожно пытался отыскать в календаре что-нибудь стоящее, просматривая страницы одну за другой. Наконец, дойдя до конца, Костя вздохнул и отложил располовиненный блок.

   - Не нашли, что искали?