Останется память (СИ)

   Кроме тихого шуршания, никаких других звуков до Костика не доносилось. Протянув руки вправо, Шумов уперся в спину Николая Ивановича, а потом коснулся трясущихся металлических прутьев, покрытых мелкой пылью.

   "Это - решетка, - сказал Костя про себя. - Надо ее открыть". Уловив такт, Костик принялся дергать решетку. Видимо, Кибальчич занимался тем же, потому что после нескольких рывков стальная штуковина не осталась на месте, а силой заехала Косте по руке. Поблагодарив судьбу, что не по лбу, Шумов уцепился за Кибальчича и слепо побрел вслед за ним. Уже было всё равно, куда тот идет, лишь бы куда-нибудь выйти. Подальше от пыли, резкого запаха, от которого не переставая текли слезы, и огня, ощутимо пригревавшего сначала бок, а потом спину.

   Кибальчич знал, куда шел. Или хорошо запомнил дорогу, когда его водворяли в управу. Так что через несколько минут бывшие заключенные оказались на улице. Костя вдохнул свежий воздух и вновь закашлялся так, что не удержался на ногах и бухнулся на колени, прислонившись лбом к холодному каменному цоколю и опершись на него рукой. Рядом примостился Николай Иванович, зажимая ладонью нос и рот и невнятно бормоча советы с назидательной интонацией.

   - Бросьте! - выговорил Костя, чуть отдышавшись. - Сначала уберемся подальше, а там уж будет видно, что делать.

   Пока что видно было плохо. Солнце еще не поднялось, и в полумраке, занавешенном пылью, Шумов никак не мог понять, где они находятся. Вряд ли далеко от Екатерининского канала, но где именно? И совершенно непонятно, куда отсюда двигать, где скрываться. За подрыв управы по головке не погладят. Не докажешь казакам, когда поймают, что никаким боком к этому взрыву не причастен. Посадят, как настоящего преступника, осудят и - в Сибирь, на каторгу. От возникшей вдруг перспективы у Кости жутко заболела голова, а к горлу подступила тошнота.

   - Мы где? - спросил он.

   - У съезжей части на Подьяческой. Теперь тут управа... - Николай Иванович настороженно оглянулся. - Вы со мной?

   Костя словно очнулся. Точно! Так и надо сделать! Это ж понятно, для освобождения кого взрыв устраивали. Ради рядового члена организации так стараться не будут. Если пойти с Кибальчичем, то это наверняка поможет освоиться в здешнем мире и вжиться в него. Кто знает, сколько еще тут находиться. Может, несколько дней, а, может, всю оставшуюся жизнь. О последнем, конечно, думать не хотелось, но и несколько дней в незнакомом мире могут быть чреваты опасностями: мало ли какие законы Костя невзначай нарушит. А под прикрытием человека, с которым "вместе сидели" шансов не пропасть из-за незнания элементарных истин гораздо больше.

   Поэтому Шумов быстро закивал и сипло выдавил:

   - Почту за честь...

   Кибальчич еще раз оглянулся и повлек Костю по улице в сторону недалекой реки Фонтанки.

   4.

   - Николай Иванович! Ну, сам подумай: какая польза от всех ваших взрывов? Кому легче станет, если вы царя убьете? Столько сил впустую угрохаете, а результата - ноль!

   - Александр - символ. Мы ж не против конкретного человека выступаем, а против всей системы, которая душит ростки новых преобразований.

   - Ладно, хорошо, - Костя глубоко вздохнул. - Представим, что всё сложилось, а император, пусть и пришедший к власти в результате переворота, мертв. Что будет дальше?

   Кибальчич пожал плечами:

   - Я - техник. Мое дело - воплощение замысла, а цель его знают лишь в руководстве.

   - Да не знают они ничего! Это даже не политический терроризм, а личный! Убьют царя, так ему на смену другой придет! И что изменится? А я скажу! Во-первых, всех участников покушения тут же поймают, осудят и казнят. Повесят, ясно? Во-вторых, на место старого царя сядет новый, который наверняка не простит убийства отца, и всем прогрессивным людям станет резко хуже, чем было до того. "Политика закручивания гаек". Никогда не слыхал, Николай Иванович? А в-третьих, весь этот сыр-бор приведет к тому, что простой народ попросту от вас отшатнется! Где ж это видано - царя убивать! А вместе с ним еще кучу ни в чем не повинного народа! Подумай об этом! - Костя махнул рукой и отвернулся к грязному окну, выходящему во двор-колодец доходного дома на одной из Рот.

   - Что же ты предлагаешь? - "ты" давалось Кибальчичу с большим трудом, и он каждый раз спотыкался на этом слове. - Пойти сдаться? Предать товарищей?

   - Господи! Ну, зачем сдаваться?! Есть тысяча менее болезненных способов покончить с жизнью. Да живите, как жили раньше, без этой политики. За права народа можно и мирными способами бороться. Террор - не метод. Он только злит власть. Сразу наступают ответные меры. Жестокие. Вас же всех повяжут! Как это не понятно?!

   Кибальчич прищурился и уставился в угол небольшой комнаты, в которой они с Шумовым скрывались вот уже второй день.

   - Не знаю, Константин, - ответил Николай. - Какая-то логика в твоих словах присутствует, не спорю. Но я дал клятву. Бороться до конца.