Останется с тобою навсегда

К штабу шел майор с Красной Звездой на груди. Глядя на меня, приложив к козырьку полусогнутую ладонь, представился:

- Заместитель по политической части майор Рыбаков Леонид Сергеевич.

Я протянул руку. Он, улыбаясь - губы вытянулись трубочкой, запросто сказал:

- Вчера как-то неловко получилось. Приехал поздно, будить не стал.

- Хорошо поспал, спасибо.

Рыбаков засмеялся:

- Да, что там с начштабой стряслось? Понимаете, неделю выпрашивал аккордеониста, а тут на тебе - сам прислал. Вы, говорят, вместе парились...

- Спину друг другу не потерли. А что прислал - это хорошо.

Мы разговаривали, а наши глаза неотрывно наблюдали за тем, что делается в поселке. Кое-какой порядок уже намечался, но к положенному времени еще ни один батальон не был готов к маршу на толоку.

Рыбаков, как бы извиняясь, сказал:

- Полный ералаш, а минуты бегут...

- Пойдемте в штаб.

Замполит первым шагнул к крыльцу.

У полевого телефона бушевал Сапрыгин. Мы прошли дальше. Я спросил замполита:

- Что, начштаба пьет?

- К сожалению, случается. Но много тащит на своих плечах.

За окнами не утихали крики, команды. Левая щека замполита слегка подергивалась. Глухо начал оправдываться:

- Сорок дней марша по непролазной грязи... И чтобы всегда быть под рукой штаба армии. Офицеры полка по три часа в сутки спали, иные просились на передовую...

- Я уже наслышан, Леонид Сергеевич. Бог с тем, что было. Важно, что есть, а еще важнее, что будет. Идет?

* * *

Одно дело самому стоять в строю, уставясь глазами на того, кто встречает батальоны, роты, взводы. Даже и тогда у тебя, затерявшегося где-то в глубине колонны, пробегают по спине мурашки. И совсем другое, когда на тебя глядят тысячи и тысячи глаз.

Землю под собой не чую, леденеет сердце, но шаг чеканю. Оркестр грянул встречный марш. Шаги сливаются со стуком сердца. Великолепным строевым, прижав пальцы ко швам брюк, приближается начальник штаба. Музыка обрывается под его голос:

- Товарищ подполковник! Вверенный вам отдельный стрелковый армейский запасный полк поднят по тревоге и по вашему приказу построен! - Сапрыгин лицом поворачивается к полку.

Здороваюсь, командую:

- Вольно!

Команда подхватывается офицерами и, как откатывающаяся волна, тонет в пространстве.

На правом фланге - колонна штаба полка.

- Товарищи офицеры! - зычно выкрикивает незнакомый капитан.

Не задерживаясь, одним взглядом охватив строй - успел заметить многих с нашивками о ранениях, - иду к ротам застывшего правофлангового батальона.

Капитан, с чубом, торчащим из-под фуражки, с шальными глазами, лихо вскинув руку к козырьку, рапортует:

- Товарищ подполковник! Учебный батальон в полном составе при боевом вооружении выстроен. Командир батальона капитан Шалагинов!

- Здравствуйте, капитан.

Смотрю в глаза. Взгляд выдерживает.

Солдаты, сержанты и офицеры... Они наблюдают за мной с тем пристальным вниманием, с каким смотрит человек под ружьем на того, от кого всецело зависит его судьба, примеряясь: кто ты, с чем пришел?

Впереди второй роты вытянулся в струнку старший лейтенант - богатырь, глаза голубые, будто слегка выцветшие, брови - как пучки пересушенного сена, губы сочные, по-детски приподнятые в уголках. На широкой груди алеет орден Красного Знамени. Представляется:

- Командир второй роты старший лейтенант Петуханов!

Небольшая припухлость под глазами. Болен или и этот пьет?

- Здравствуйте, старший лейтенант. Как ваши орлы?

- На все сто, товарищ подполковник!

В строю солдаты - рослые как на подбор.

Приглянулась и рота автоматчиков. Здесь все поскромнее - ни роста, ни ширины плеч, взгляды построже. Солдаты напоминали мне партизан-подрывников, умевших подбираться к железнодорожному полотну на самых опасных участках. Их командир, лейтенант Платонов, с нашивками за ранения. Награды ни единой.

- Представлялись?

- Не могу знать, товарищ подполковник. Ранят - в госпиталь. Подлечат на передовую. А там не успеешь оглянуться - опять шандарахнут. Так до запасного полка...

Батальон порадовал. Начштаба, улавливая это, заметил:

- Штаб полка непосредственно занимается подбором личного состава учебного подразделения.

Было ощущение, что шел не я, а на меня надвигалась темная масса колонн, уходящих до самого подлеска. Выстроены? Нет. Сколочены. На флангах колонн - офицеры в кирзовых сапогах, в солдатских гимнастерках. Ко мне шагнул майор, худощавый, с выпуклыми глазами и желтоватым лицом. Вид не бравый, но не придерешься.

- Майор Астахов, командир первого стрелкового батальона! Отрапортовав негромким голосом, он широко шагнул в сторону, как бы открывая поле обзора: смотри, перед тобой все и всё.

Я смотрел: первая рота, вторая, третья, четвертая, пятая, шестая...

- Да сколько же их у вас?

- Одиннадцать.

- Формируете маршевые?

- У нас главное - списки вовремя в штаб представить. - Острый взгляд на Сапрыгина.

- А учеба?

- Тяп-ляп, два прыжка, два скачка, три выстрела боевыми - и, как говорят моряки, товсь!

Сапрыгин с выдержкой:

- Майор Астахов любит в жилетку поплакаться. - Повернувшись ко мне, уточняет: - Для подготовки впервые призванных дается двадцать суток...