Вдруг все встало на свои места, заставив Васютина удивиться собственной слепоте. «Да! Все ясно! Конечно! Как же я сразу не понял, идиот безмозглый! Вода, дыхания нет, все вокруг сокращается, темно, тепло… Нет, не может быть. Хотя почему? Здесь все может быть! Или я помер… или… Или я в утробе! В утробе, черт! Вперед, быстро вперед!»
И он стал остервенело пытаться продвинуться, дергаясь всем телом. Несколько яростных рывков — и мгла вокруг словно взбесилась, конвульсивно сжимаясь и сдавливая его мощными болезненными толчками. Так продолжалось довольно долго, пока пространство не обхватило его тугим пульсирующим обручем, грозясь сломать ребра. Боль набирала обороты, но он был рад ей, ведь вместе с ней пришла и надежда. «Если это роды, значит, есть шанс выбраться. А что потом? Реинкарнация? Полная потеря памяти и беспомощность младенца? Все, кто пропал в Останкине, реинкарнировались? Но ведь я чувствую, что Оля с Женькой живы. А они что… недавно родившиеся младенцы? Безумие!»
Кирилл постарался отбросить от себя эту пугающую мысль, но с каждым мгновением она становилась все реальнее. И только резкий приступ боли, обручем сжавший его голову, заставил Васютина ненадолго забыть о своей чудовищной догадке. Потом был еще один, да такой сильный, что он чуть не потерял сознание. Казалось, его пропихивают сквозь узкую резиновую трубу, которая пытается раздавить инородное тело. Несколько раз от боли он почти терял сознание. Пытка все продолжалась, заставляя Кирилла сомневаться, выдержит ли он ее.
Все изменилось, когда он почувствовал резкий перепад температуры. Стало ощутимо холоднее. «Все, скоро это безумие закончится, — успокаивал он себя. — Роды подходят к концу. Надо дотерпеть, обязательно надо дотерпеть!»
Внезапно наступило облегчение, которое оказалось обманчивым. На смену ему пришла адская боль в голове и плечах. Пытаясь сопротивляться неведомой силе, сдавившей череп, он испустил нечеловеческий вопль. Но крика не вышло, лишь сжалась грудная клетка.
Мгновение спустя он почувствовал ледяной холод, и адская вспышка наотмашь хлестнула его по глазам, словно зарево ядерного взрыва. На этот раз он не выдержал и стремительно потерял сознание, так и не успев ничего сообразить.
Васютин очнулся от жгучей боли, которая вцепилась в него сзади. Хрипло вскрикнув, он услышал, как трещат его легкие в грудной клетке, словно их рвут на части. «Вдох! Все, роды позади. Я мыслю, я остался собой! Боже, спасибо тебе!»
Уплывающее сознание опрокинуло его в вязкую гулкую тьму.
ПОВЕСТВОВАНИЕ ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТОЕ
Канадский подданный Николай Берроуз плакал очень редко. А если и плакал, то в основном из-за какой-нибудь сентиментальной ерунды, будучи пьяным. Свои настоящие горькие слезы он мог посчитать по слезинке. Но когда силуэт Васютина скрылся в темном дверном проеме небольшой кирпичной постройки, веки его внезапно набухли влагой, а горло перехватило. «Это потому, что я русский», — подумал он на английском, утирая глаза рукой.
Впервые он так мучительно остро осознавал свое происхождение. «Американец сам бы туда не полез — позвонил бы в ФБР. С точки зрения государства и социальных благ — это правильно. Он же налогоплательщик и законопослушный гражданин… Но… это по-человечески трусливо», — думал он, осторожно пробираясь к густым неухоженным кустам, растущим за автозаправкой «Югранефть».
Подойдя к ним мягкой, бесшумной походкой, он вынул походный нож, одним движением срезал кусок травы вместе со слоем земли, положил под него тщательно перемотанный скотчем полиэтиленовый пакет, аккуратно приладил на прежнее место потревоженный клочок природы и прижал его рукой. Придирчиво оглядев подножие куста, он тихонько отломил от растения крошечную тонкую веточку, воткнув ее в нескольких сантиметрах от закладки. Оглядевшись, попятился назад. Обошел вымершую пустую заправку, убрал камеру в сумку, повесил ее на плечо, поправил рюкзак и уверенным размашистым шагом пошел в сторону улицы Королева, на ходу доставая из внутреннего кармана канадский паспорт. «Хорошо, что паспорт канадский. С русским мог бы получить по роже». Горько хохотнув над тем, что в России лучше быть русским с канадским паспортом, он тяжело вздохнул, оглядываясь по сторонам в поисках патруля.
На Аргуновской около шестнадцатого дома было несколько патрулей — на выбор. Один ехал прямо на Ника со стороны Королева, другой настигал его сзади. Остановившись, Коля сделал предельно простодушное, американское лицо, взяв в руку паспорт. И хотя после Палестины и афганских талибов бояться московских силовиков было стыдно, встреча с сотрудниками ФСБ немало волновала его. «Буду надеяться на план Кирилла. Больше надеяться мне не на что», — сказал он себе, когда «уазик» резко затормозил в паре метров от него. Из машины выскочили два омоновца. Вид они имели весьма суровый, а когда один из них невзначай вскинул автомат, Коля решил быть предельно корректным и вежливым.
— Милиция! Руки вперед и перед собой! Не двигаться!