Останкино. Зона проклятых

ПОВЕСТВОВАНИЕ СЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМОЕ

Кирилл остановился у секции супермаркета, из стеллажей которой призывно торчали обои самых разнообразных цветов, мастерки, валики, рулоны ковролина и образцы плитки. Одним словом, все то, из чего разумные земляне вьют свои гнезда. Увидев весь этот набор, над которым красовалась табличка «Все для ремонта», Васютин начал панически вспоминать трагические эпизоды из своей прошлой жизни, которые имели хотя бы отдаленное отношение к ремонту. А так как вспомнить ничего не удалось, приступ паники стал понемногу проходить. Но чувство беспомощности, намертво застрявшее где-то между ребер, не желало сдавать своих позиций. Там, в прежней жизни, Кирилл испытывал его крайне редко и ненавидел всем нутром. И теперь старался гнать от себя, но несвязные, обрывочные мысли, которые настырно лезли в голову, только усиливали это ощущение. Кириллу показалось, что он сидит в зловонной земляной яме, и чем сильнее старается выбраться из нее, тем больше его засыпает комьями земли. Тогда Васютин физически почувствовал приближение отчаяния.

Пришло болезненно ясное осознание — именно сейчас решится судьба его семьи. Если он не сумеет устоять — его жена и сын обречены. Если сумеет — у них будет шанс. О себе он не беспокоился уже давно. Вернее сказать, беспокоился очень сильно и постоянно, но только как о средстве спасения Оли и Женьки. Если бы ему прямо сейчас стало известно, что их больше нет, он бы не мешкая отправился прямиком к кассам. Но после разговора с Аристархом сыщик был абсолютно уверен, что родные живы и что он пришел за ними по нужному адресу. Уверенность эта была настолько глубокой и непоколебимой, что имела полное право называться верой.

Проблема заключалась в том, что верил он только в это. Все остальное Кирилл допускал, пытался принять, сомневался, искал причины… Он не присягнул бы на Библии, что касса существует, так же как и супермаркет. Не поклялся бы в том, что снова видел Сашкины пальцы, падающие в сочную траву дачного поселка. Вокруг его единственной веры царил полный вакуум недоверия, в котором он бестолково барахтался.

Закрыв глаза, Васютин глубоко вздохнул. С выдохом он пытался выдавить из себя хаос обрывочных мыслей, клочья истеричных утопических надежд и обрывки предположений. Он понимал, что если не сможет избавиться от всего этого, если будет и дальше носить в себе, то не пройдет и суток, как отчаяние вцепится ему в горло, похоронив Женьку с Олей. Ему нужна была некая исходная точка, чистый лист, свободное чистое пространство. В центр его он воткнет свою веру в то, что Оля и Женька живы и находятся совсем рядом. Он станет тщательно и выверенно нанизывать на нее свою новую реальность, пока не увидит путь к спасению.

«Только бы не опоздать…»

«Стоп! — резко одернул себя Кирилл. — Опоздать? Откуда ты это взял? Как понял, что времени мало? Или его много? Или здесь нет времени? Часы? И все аргументы? Выбрось из головы все догадки, что попали туда до этого момента!!! Чистый лист! Вдох, выдох».

Отвернувшись от стеллажей секции «Все для ремонта», он уселся на пол, скинул куртку и майку. Куртку снова надел, а из майки скрутил светонепроницаемую повязку и повязал ее на глаза. И продолжил глубоко дышать. «Вот она — главная битва моей жизни. Здесь и сейчас. И всего-то надо — вдох, выдох», — мелькнуло у него в голове. Медленно, по микрону вытеснял из себя панику. Эта адская, неимоверно тяжелая работа требовала совместить несовместимое — собрать в единый пучок всю волю, при этом полностью изолировать логическое мышление. Только так он мог стать сильнее себя, только так мог подняться над Кириллом Васютиным, чтобы повелевать им. Малейшее нарушение концентрации было губительным. Крошечный обрывок мысли, капля внимания к своему физическому состоянию, еле заметный отголосок посторонних эмоций пинком отшвыривали его назад к отчаянию, панике и поражению.

Когда-то очень давно, лет пятнадцать назад, его учитель Миша, обрусевший рослый северный китаец, преподававший ему боевые стили ушу, рассказывал о чем-то похожем. Не вдаваясь в термины китайской философии, он попросту называл этот процесс «перезагрузкой», так как по образованию Миша был программистом. Тогда все это ограничилось увлекательной теорией и основами медитации. Сейчас же Кириллу предстояло самостоятельно освоить практику. Не справиться он не мог. На кону стояла жизнь его семьи.

Поначалу получалось из рук вон плохо. Он понимал это. И это чувство его отвлекало. Сначала появлялись эмоции. Они открывали лазейку для мыслей, которые бесцеремонно лезли туда, где должно было возникнуть свободное пространство с верой в центре. Каким-то чудом он выбрался из этого замкнутого круга, на что ему понадобилось немало времени.

Дело пошло лучше. В какой-то момент в черноте, висевшей между веками и глазными яблоками, появился большой аскетичный крест, белый, словно из раскаленного железа. Странно, но процессу крест совершенно не мешал.