Останови часы в одиннадцать

– Э-э, что там говорить. Я люблю эту работу, – добавила она строго.

– Вы, наверно, здесь давно живете, да?

– С рождения, – подтвердила она охотно. – Нас все здесь знают.

«Это хорошо, что все», – подумал капитан, а вслух добавил:

– Мне хотелось бы поговорить с вашей матерью.

– С матерью? – искренне удивилась она.

– Хм. Если это возможно.

– Отчего же? – заколебалась она. – Но что она может вам рассказать?

– Много. Она здесь живет давно, – повторил он, – да?

– О, если бы вы знали, как давно! Отец привез ее сюда сразу после свадьбы. Мой отец был родом из этого местечка. Отец знал больше, но отца в сорок третьем забрало гестапо.

– За что его взяли? – заинтересовался капитан.

– А кто его знает? Взяли. И след простыл. Не вернулся. Обычное дело, – она начала рыться в ящике стола. – Я сейчас приклею записочку к дверям, что скоро вернусь, и провожу вас.

– Не надо, – воспротивился капитан. – Люди будут ждать. Дайте мне только адрес.

– Ничего, у нас люди ждут охотно, – пошутила она. – К тому же осенними вечерами дел не так уж много.

Девушка достала из ящика ключ, и они вместе вышли из особняка. Корда ждал, пока она приколет записку, и рассматривал башенку над часовней.

– Что здесь было? – спросил он без особого интереса. Просто так, чтобы установить с девушкой контакт, расположить ее к себе. – А что, в этом медальоне была какая-то картина? Скульптура? Фамильные драгоценности?

– На верхушке башни? – обрадовалась девушка вопросу. Видимо, она любила эти руины, громко называемые библиотекой. – Там были часы. Но они не ходили. Никогда. Однажды ночью их не стало.

– Часов? Кто-нибудь заявлял о краже? – спросил он быстро.

– Что вы! Куда? Зачем? – протянула она пренебрежительно. – Часы на башне окончательно погибли бы, как и все остальное. Вы же видите. А так, может быть, кому-нибудь служат и. сохранятся.

Они шли вниз к местечку так же спокойно и неторопливо, как шла здешняя жизнь. Девушка подвела его к одному из домов на главной улице.

– Мама! – крикнула она с порога. – Здесь к тебе один мужчина. Из Варшавы. Он хочет с тобой поговорить. Я должна вернуться в библиотеку. Да, он из милиции.

Капитан увидел испуганное лицо полной старой женщины.

– Ну чего ты боишься? – успокоила ее дочь. – Со старыми людьми всегда так, – повернулась она в сторону капитана и сразу же добавила: – Этот пан разыскивает людей, давно умерших людей.

– Со старыми, со старыми. А с вами как? Биг-биты, парни, хаты и тряпки. И еще эти… транзисторы, или как они там называются. Если ищете мертвых, то не найдете, но вы садитесь, садитесь.

Эта небольшая стычка освободила пожилую женщину от страха перед представителем власти.

– Что вы хотите? – спросила она прямо, и это было значительно лучше, чем подозрительность.

– Я ищу Аполонию Файгель. А точнее, какой-нибудь оставленный ею след.

– Я не знаю никакой Аполонии Файгель, – пробурчала женщина. – Кто водился с ев… постойте… Файгель, вы говорите? У Фай-гелей была библиотека, здесь, у нас, она работала вот как сейчас моя дочь. Но тогда моя дочь, если б ей было столько, сколько сейчас, могла пойти только ученицей к портнихе или к парикмахеру мыть клиентам голову. И занималась бы этим до тех пор, пока кто-нибудь ей не встретился… и, в свою очередь, не загнал бы ее на кухню и к детям. Да, пан, библиотеки она и в глаза бы не видела. Я помню Файгель, конечно, помню. Но та библиотека была частная. Я помню Файгель, потому что она очень кичилась этими, ну… книжками. Вы понимаете. Тогда было другое время. Она не торговала чем попало, как все евреи в нашем местечке. Она делала то, что сейчас моя дочь, только она имела от этого намного больше денег. Она торговала по-иному.

Капитан знал, что пожилая женщина долго не выберется из проблемы торговли культурой, пуговицами, машинами, землей и фабриками, а скорее сходства или различия в получении доходов от многих диаметрально противоположных благ этого мира.

«Кто украл часы? – думал он. – Сомневаюсь, что я это когда-нибудь узнаю. И зачем мне это знать? Что бы было, если бы я разыскивал всех похитителей всех часов? Ерунда. Хотя, быть может, и не абсолютная. Эти часы были в этом местечке. Но что я знаю об этом местечке? Ничего. Пока ничего. А если бы даже знал все, то эти сведения мне бы не пригодились».

– Но Файгель убили, как убили всех наших евреев, – продолжала женщина, поскольку в маленьком местечке, раз начав, могут говорить сколько угодно. – Ей ничуть не помогло, что она была чужая для своих… чужая даже для нас. Да. Всех зверски убили… и ее… пусть их бог за это покарает… и за моего мужа.

– А что стало с библиотекой? – спросил капитан, уже ни на что не надеясь.