Останови мое падение

Он ушел вскоре после полуночи. Почти полное первичное изображение Лапласа и восьми его ущербных вторичных компонент озаряли улицы столь ярким светом, что нужды в другом освещении не было. Джамиль подумал: Чусок вполне мог перебраться в другой город, который – не исключено – находится сейчас перед его глазами. И куда бы ни отправился Чусок, он все равно имеет возможность связаться со своими друзьями в Ноезере.

И со своими друзьями в соседнем доме, и в том, что рядом с ним?

Столетие за столетием?

Маргит сидела на пороге с букетом белых цветов в руке.

Джамиль почувствовал раздражение:

– Что ты здесь делаешь?

– Пришла извиниться.

Он пожал плечами:

– В этом нет необходимости. К некоторым вещам мы относимся по‑разному. И отлично. Я вполне способен встретиться с тобой лицом к лицу на игровом поле.

– Извиняюсь не за различие во мнениях. Я была не вполне честна с тобой. И проявила жестокость. – Притенив глаза от света планеты, она поглядела на него: – Ты был прав; это и моя потеря. Мне жаль, что я не слишком хорошо знала твоего друга.

Он коротко рассмеялся:

– Увы, сожалеть об этом уже поздно.

Она ответила просто:

– Я знаю.

Джамиль смягчился:

– Не хочешь ли зайти?

Маргит кивнула. И он приказал двери пропустить ее. Впустив свою гостью, он спросил:

– Давно ты здесь сидишь? Не голодна?

– Нет.

– Я приготовлю что‑нибудь для тебя.

– Не нужно.

Он крикнул ей из кухни:

– Рассматривай это как предложение мира. Цветов у меня нет.

Маргит ответила:

– Они предназначены не для тебя, а для дома Чусока. Перестав шарить в овощных лотках, Джамиль вернулся в гостиную:

– В Ноезере так не поступают.

Сидя на кушетке, Маргит глядела в пол:

– Мне так одиноко здесь. Я уже не в силах терпеть. Он опустился возле нее:

– Тогда почему ты дразнила его? Вы могли бы остаться друзьями. Она качнула головой:

– Не проси у меня объяснений.

Джамиль взял ее за руку. Повернувшись, она обняла его: ее пробирала дрожь. Он погладил ее по голове.

– Ш‑ш‑ш.

Она проговорила:

– Только секс. Ничего другого мне теперь не нужно. Он тихо простонал:

– Такой вещи более не существует.

– Я просто хочу, чтобы кто‑то снова прикасался ко мне.

– Понимаю, – признался он. – И я тоже. Но это же не все. Охватив ладонями его лицо, Маргит поцеловала Джамиля. Губы ее имели вкус дыма.

– Я даже не знаю тебя, – заметил Джамиль.

– Теперь никто никого не знает.

– Это не так.

– Ты прав, – сдалась она.

Маргит провела ладонью вдоль руки. Джамиль очень хотел увидеть ее улыбку и поэтому заставил свои темные волосы засветиться, превращаясь под ее пальцами в фиолетовые цветы. Она не улыбнулась, но ответила:

– Мне уже доводилось видеть этот фокус. Джамиль ощутил досаду:

– Итак, я во всем разочаровал тебя. Наверно, тебе хотелось бы чего‑нибудь новенького… Единорога, скажем, или амебу.

Она рассмеялась:

– Ты ошибаешься.

Взяв его руку, Маргит приложила ее к своей груди. Джамиль не знал, что именно ощущает. Желание. Сочувствие. Пренебрежение. Она пришла к нему, страдая от боли, и он хотел помочь ей, понимая: оба они сомневаются в том, что у них что‑то получится.

Маргит вдохнула запах цветов, распустившихся на его руке.

– Они одного цвета? Повсюду?

Он ответил:

– Есть только один способ узнать это.

* * *

Джамиль проснулся рано утром в одиночестве. Он был уверен, что Маргит исчезнет, но был расстроен. Она могла хотя бы дождаться рассвета. Тогда он, не открывая глаз, позволил бы ей одеться и на цыпочках ускользнуть.

И тут он услышал ее.

Маргит сидела на полу кухни, обхватив ножку стола, она ритмически подвывала. Встретившись с ним взглядом, она продолжала скулить. Глаза ее не казались в этих сумерках пустыми; в них не было ни горячки, ни галлюцинации. Женщина эта в точности знала, кем является и где находится.

Наконец, оставаясь в дверном проеме, Джамиль опустился на колени:

– Что бы с тобой ни случилось, скажи мне. Мы все исправим. Мы найдем способ.

Она сощурилась:

– Ты ничего не можешь исправить, младенец.

И продолжила жуткий вой.

– Тогда просто скажи мне. Пожалуйста! – Джамиль протянул к ней руку.

Такой беспомощности он не ощущал с той самой поры, когда самая первая дочка, шестилетняя Амината, безутешной явилась к нему – отвергнутая мальчишкой, которому только что поклялась в вечной любви. Ему самому было тогда двадцать четыре года… дитя. И случилось это более тысячи лет назад. Где ты сейчас, Ната?

Маргит ответила:

– Я обещала, что никогда не скажу.

– Кому обещала?

– Себе.

– Это хорошо. Подобное обещание проще всего нарушить.

Маргит расплакалась, но от привычного звука кровь в его жилах застыла. Сейчас она казалась уже не раненым животным, а существом чуждым, страдающим от непонятной боли. Джамиль осторожно приблизился к ней; Маргит позволила ему обнять себя за плечи.

Он шепнул:

– Пойдем в постель. В тепле тебе будет лучше. Простое прикосновение поможет, поверь.

Она враждебно бросила ему:

– Этим ее не вернешь!

– Кого?

Маргит вновь уставилась на него, как будто услышала нечто немыслимое.

Джамиль настаивал:

– Кого назад не вернешь?

Итак, она потеряла подругу, и утрата была тяжелой… Так вот почему Маргит пришла к нему: думала, что он сумеет помочь ей пережить беду.