Останови мое падение

За Синтией последовал представитель агентов мистера Морриса – впрочем, все, кто знал его в золотую пору, уже давно ушли из жизни. Здесь были сотрудники Warner Brothers, Netflix, HBO – их рассказы о старике вне всякого сомнения были подготовлены теми же самыми ботами, которые писали сценарии для их последних сериалов. В деревенеющей атмосфере церемонии Адама охватило навеянное паникой предчувствие, что Райан пригласит на трибуну всех, кто желает высказаться, и в наступившей вслед за этим неловкой тишине собравшиеся, оглядев зал, сойдутся взглядами на нем самом.

Но выйдя на трибуну, Райан просто поблагодарил присутствующих за то, что они посетили церемонию, и пожелал им успешно добраться до дома.

– Никакой музыки? – спросил сосед Адама. – Никакой поэзии? Кажется, я помню кое‑какие стихи Дилана Томаса[73], которые могли бы повеселить публику, учитывая сложившиеся обстоятельства.

– Мне кажется, он запретил играть музыку на похоронах, – ответил Адам.

– Резонно. После Биг Чилл[74] музыкальный талант стал чем‑то сродни неудачной шутке.

– Извините, мне пора… – Люди уже начинали двигаться к выходу, и Адаму хотелось ускользнуть прежде, чем его заметит кто‑нибудь еще.

Пока он стоял, его сосед достал телефон и провел по экрану большим пальцем. Телефон Адама тихо прогудел, подтверждая передачу данных. – На случай, если захотите когда‑нибудь пересечься, – жизнерадостно объяснил собеседник.

– Спасибо, – ответил Адам, неуклюже кивая на прощание и чувствуя признательность за то, что от него, по всей видимости, не ожидалось ответного жеста.

Перед самым выходом уже собралась небольшая толпа, которая замедляла его движение. Выйдя во внешний двор, он направился прямо к обочине и вызвал машину.

– Эй, ты! Мистер шестьдесят процентов!

Адам обернулся. К нему направлялся мужчина в возрасте тридцати с чем‑то лет, лицо которого было искажено такой гримасой глубокого недовольства, что его похожие на подушки щеки налились красным. – Я могу вам чем‑то помочь? – беззлобно спросил Адам. Несмотря на ужас, который он испытывал при мысли о конфронтации, Адам чувствовал, что ситуация неизбежного конфликта его не столько напугала, сколько, наоборот, придала бодрости.

– Какого хера ты здесь забыл?

– Церемония открыта для публики.

– Вот только ты не часть публики!

Адам, наконец, его узнал – это был один из сыновей Райана. Он видел его со спины, когда тот входил в зал. – Недоволен завещанием, да, Джеральд?

Джеральд подошел ближе. Он чуть дрожал, но Адам не мог сказать наверняка, что было тому причиной – ярость или страх. – Живи, пока можешь, Шестидесятник. Не успеешь оглянуться, как окажешься на свалке.

– Какой я тебе «шестидесятник»? – Насколько было известно Адаму, старик завещал ему все сто процентов своего имущества, если только Джеральд не учел заранее расходы на юристов.

– Шестьдесят процентов – настолько вы с ним похожи.

– Ну это уже просто свинство. Меня уверяли, что по некоторым метрикам наше сходство не меньше семидесяти.

Джеральд издал сдавленный победоносный смешок, будто бы это лишь подтвердило его слова. – Полагаю, он привык занижать планку. Для того, кто рос с верой, что «новости» можно добыть на Фейсбуке, а «информацию» – в Гугле, ожидания от контроля качества изначально будут близки к нулю.

– Мне кажется, ты путаешь его поколение с поколением твоего отца. – Адам был уверен, что к Билдж Бэронс старик относился с не меньшим презрением, чем его внучатый племянник. – К тому же семидесятипроцентное сходство с чем‑то реальным – отнюдь не маленькое достижение. Получить серую выгрузку[75], которая настолько близка к 100 %, на порядки сложнее, чем любые поделки этих шарлатанов.

– Можешь своим аферистам хоть Нобелевскую премию выписать – все равно такой результат устроил бы только слабоумного.

– Он не страдал слабоумием. За месяц до его смерти мы беседовали не меньше дюжины раз, и он точно был уверен, что результат оправдывает ожидания, потому что не стал меня отключать. – На тот момент Адам даже не знал о такой возможности, но в ретроспективе был рад, что ему никто об этом не рассказал. Иначе их беседы у больничной койки могли стать слегка напряженными.

– Потому что…? – испытующе спросил Джеральд. Когда Адам замешкался с ответом, Джеральд рассмеялся. – Или причина, по которой он решил, что ты стоишь потраченных усилий, осталась где‑то в тридцати процентах его мозга, которых у тебя нет?

– Вполне возможно, – неохотно согласился Адам, стараясь голосом сделать вид, что такой исход был абсолютно приемлемым. Шутка о студийных ботах, которым удавалось прилично зарабатывать, располагая лишь десятью процентами того, что умел он сам, подверглась цензуре, не успев сорваться с губ; меньше всего ему хотелось давать родственникам старика повод воспринимать его в свете этого циничного акта поверхностной имитации.

– То есть ты не знаешь, почему ему было плевать на то, что ты не знаешь того, что не знаешь? Прям какая‑то херня в духе Кафки.

– Я думаю, он бы предпочел «херню в духе Хеллера[76] «…, но кто я такой, чтобы утверждать?