Остановка

Расплатившись с водителем, Митин вошел в подъезд, ощущая полное несовпадение только что происшедшего на вокзале с атмосферой премьеры, ее электричества, волнующего напряжения. Так сходят с поезда в далеком городе, где давно не бывал и все надо вспоминать заново: расположение улиц, лица друзей, их отношения друг с другом и с тобой самим. Но через минуту все кончилось. Все, что было до этого. Митина, как лампочку, подключили к драматическим событиям чужой жизни, и он загорелся, затрепетал.

Конечно же две первые реплики в начале спектакля, страшившие Катю, были уже позади, но то, что происходило на сцене, было столь странно и близко, что Митин уже не мог отделаться от возникшего вдруг острого ощущения причастности к отношениям героев.

Пьеса под названием «Утиная охота» принадлежала молодому, внезапно умершему, драматургу, ее долго не играли. Катя, любившая без памяти роль своей Веры, многого не могла понять из текста. На трагическую весть о кончине своего бывшего возлюбленного Зилова Вера реагировала в первой фразе роли по меньшей мере странно: «Такого я от него не ожидала. Он был Алик из Аликов». А минуту спустя она уже ерничала с друзьями погибшего: «Привет, Алики! Давно я вас не видала!» Но дело было в том, что обе эти реплики Вера произносит только в воображении Зилова, в его шуточно разыгранной сцене собственной смерти. Сейчас во все это Митин не мог вникнуть. Он отметил модный во времена действия пьесы шиньон на голове Кати, подчеркнуто развязную позу за столиком в кафе, он сразу же перестал отделять ее от малосимпатичной женщины, атаковавшей мужчин на сцене, неподдельно натянута была улыбка, глубоко заинтересованными и непростыми ее отношения с этим Зиловым.

Потом начался какой-то обед, который Зилов устраивал в честь своего начальника Кушака, добывшего ему новую квартиру, на торжестве присутствовали друзья, сослуживцы хозяина, а Вера наглела все больше, ее поведение граничило со скандалом.

— Смотри, Зилов, — говорила она, — найду себе другого.

З и л о в. Сама найдешь, или тебе помочь?

В е р а. Спасибо, Алик, сама не маленькая.

О д и н  и з  г о с т е й. Слушай, что ты всех так называешь?

В е р а. Как, Алик?

Г о с т ь. Да вот Аликами. Все у тебя Алики. Это как понимать? Алкоголики, что ли?

З и л о в. Да она сама не знает.

Г о с т ь. Может, это твоя первая любовь — Алик?

В е р а. Угадал. Первая — Алик. И вторая — Алик. И третья. Все Алики.

З и л о в. Понял что-нибудь?

Митину стало обидно за Катю, за ее наглую усмешку, ему виделось в Зилове, которого играл ее постоянный партнер, актер Ларионов (о ком она упоминала чересчур часто), что-то личное, давно ему знакомое, хотя он понимал, что Вера пристает к Кушаку от злого озорства и обиды на Зилова. Где-то сценическая условность разрушалась, ему начинало казаться, что и для Кати было нечто глубоко личное во всей этой истории с Зиловым, и когда Кушак, уже разомлев, стал жарко обнимать ее, а Зилов только поощрял это, Митин взмок. Почему-то опять, еще более настойчиво, мелькнуло у него ощущение давнего соприкосновения с Ларионовым, что-то знакомое и забытое виделось в чертах светлобрового улыбающегося лица, что Митин старался подавить, но это не удавалось ему. Потом вдруг все отступило, он стер испарину со лба, увлекся действием. «Утомленное солнце нежно с морем прощалось… — зазвучало в последней сцене, — прощалось… прощалось». Как в полусне он вспомнил: да, солнце прощалось с морем, это тоже уже было, — в ту пору танго было в сумасшедшей моде, в воздухе пахло жасмином, кружилась голова.

…Конец мая, в Лиелупе стоят белые ночи. Уже одиннадцать вечера, неправдоподобно светло, хотя куда-то за море сползал огненный шар солнца. По воде бежит розовый прожекторный столб, опустишь руку в воду — она розовеет. В это время совпало цвести буквально всему; в воздухе разлился аромат лилово-дымчатой сирени, летящих лепестков черемухи, льнущих к елям трав. Митин спешит вслед Любке и Ресте. Они рвутся к морю, точно их из клетки выпустили! Дочь останавливается, усаживается поджав ноги на лавочку, а Митин, закатав брюки до колен, вбегает с собакой в пляшущие языки волн, он кидает палку, Реста стремглав несется, гулко разрезая воду громадными лапами. С палкой в зубах она останавливается, в недоумении смотрит на Митина, потом на Любку — что дальше?

Потом они вместе сохнут на берегу.