Остановка

Я с полком, который нас освобождал, увязалась, устроилась в полевой госпиталь санитаркой. До Варшавы дошла. Много чего повидала… и раненых из-под обстрела выносила на себе, и через ледяную реку вброд перебиралась, лишь бы до бойца добраться. Вот там, в Варшаве, в госпитале, я и встретила своего суженого, Василия. Поженились мы через четыре месяца после Победы и приехали сюда, на его родину. Тут и дом своими руками подняли, и детей родили, Алексея и Ирину. Одно плохо было – муж у меня хоть и рукастый мужик был, при нем в доме все было исправно, но пил по-черному. А как напьется, руки распускал. Бывало, швырнет Алексея через всю комнату, а сынок его так жалобно спрашивает: «Папочка, за что ты меня так?» Я все терпела, думала, ну как же без мужика в доме, да еще в деревне, пропадем! А потом как-то мама ко мне приехала, заходит – а Алешенька четырехлетний сидит, сапоги грязные мужнины чистит и плачет, горько так и тихо. Ириночка маленькая лежит в кроватке, надрывается, кричит, потому что он тогда мне разрешал кормить ее только по времени. Я посуду молча в тазике перетираю. А этот паразит на диване лежит пьянющий, сигарету курит и грозно на всех посматривает. Тогда мама мне и сказала: «Смотри, Анна, мужа у тебя и так, почитай, нет, а детей он сгубит». Развернулась на пороге и уехала. Вот тогда я как прозрела, поняла, что выбил он из меня все силы, извел мой характер. На следующий же день я подала на развод. Он как узнал, озверел, крепко мне тогда досталось. Только как он меня не бил, не отступила я ни на шаг. И развелась, и родительских прав лишила, а дом суд за мной оставил. Через некоторое время он уехал в другую деревню, по слухам, жил с какой-то бабой, да спился совсем и скоро умер. А я стала стараться за двоих. Может, в хозяйстве у меня было теперь не все так гладко, да и деньжат стало поменьше, только в доме покой был, и я тоже отошла.

– Да, – сочувственно протянула Любовь, покачиваясь на скамейке и потирая при этом больные колени. – Раньше хоть государство защищало, теперь надеяться не на что!

Тут баба Нюра заливисто расхохоталась, и, вынув аккуратно свернутый платочек из кармана, вытерла покатившуюся по щеке слезу.

– Ох, ничего оно не защищает! Когда я одна осталась, мне пришлось думать, чем детишек кормить. Устроилась в колхоз сторожем, в ночные смены ходила. Да и привычное дело выручало. Каждое утро в теплую пору набирала на огороде овощей и цветов, шла вот на эту остановку, садилась на автобус и ехала на рынок в районный центр. Продам все до обеда и домой быстрее, детишек кормить. И вот пришла мне как-то в голову хорошая идея: стала я у соседей кроличьи шкурки скупать, да шапки из них к зиме шить. Хорошо они шли! Я тогда и детишек приодела, и немного откладывать стала. Только завистник нашелся, написал на меня донос, что веду я спекулятивную деятельность. Как я тогда судью не упрашивала, как ни каялась, только все равно на год посадили. Хорошо, хоть мама выручила – прокормила детишек, пока меня не было. С тех пор мы опять затянули пояса. Я тогда кручинилась, на жизнь сетовала, на людей, а мама мне сказала: «Не горюй, Анна, богато мы никогда не жили, а бедно мы жить умеем».

– Ваши дети с вами живут сейчас? – спросила Любовь, выуживая из рюкзака старые мужские наручные часы и внимательно вглядываясь в движение серых стрелок.

– Нет, разъехались. Ирочка в Москве теперь работает и семья у нее там – хорошо живут. А Алексей в Нижнем Новгороде, у него тоже все хорошо идет.

– К себе не зовут?

Баба Нюра поморщилась:

– Оба звали, да только, когда я к Алексею приехала на неделю, поняла, что ни к чему это. Раздражала я их, своей бережливостью, своими замечаниями. Да и вообще, сын есть сын, а для жены его я чужой человек. Так и до ссор, и обид могло дойти. Зачем мне в их семью влезать, мне и здесь неплохо. Одиноко мне, конечно, одной. Но и того достаточно, что дети мои живут хорошо, что все у них ладится. А ваши где?

– Старшая дочь за границу уехала, в США. Давно, еще лет десять назад. Теперь у нее там трое деток подрастают. Созваниваемся, конечно, но редко очень. Фотографии она присылала пару раз. А живу я с сыном, душа в душу. Хороший парень вырос, умный. В университете работает, историю преподает. Только не женится никак, а уж время подпирает. Вот девушку себе нашел в Москве, ждет она его – хорошая, умная, под стать ему. А ему все думается, как же он меня одну оставит, потому и не решается жизнь свою изменить. Помереть бы уж скорее! Все мне кажется, как человек стареет, он в этом мире ненужным делается, мешает только всем.

– Да что ты говоришь-то, прости меня, Господи! – чуть ли не закричала баба Нюра в сердцах, – на стариках все и держится! За нами жизнь прожитая! В минуту смятения каждое чадо к своему родителю тянется, а все потому, что человеку в это время надо услышать «те самые» слова, дающие ему мудрость жизненную! И это послужит ему опорой в жизни дальнейшей. Вот мы и есть та самая опора, мы несем сквозь время нажитый опыт и передаем его детям своим.

Любовь, понурив голову, произнесла глухим, убитым голосом: