Остановка последнего вагона

Чуть больше, чем неделя с момента моего чудесного спасения пролетела на Сицилии совершенно незаметно. К счастью, все ранения, кроме ноги, оказалось лишь лёгкими ушибами и царапинами, которые уже практически зажили — разве что на лбу оставалась пока подсыхающая грубая корка, которая почему-то вызывала пристальный интерес у сотрудников аэропортов как в Катании, так и здесь. А вот удар коленом вышел очень неприятный и, несмотря на все заверения врачей, я чувствовал, что похромать мне предстоит приличное количество времени. Впрочем, наверное, это было самым настоящим пустяком в сравнении с тем, чего я смог избежать, и здесь больше всего, конечно, надломилось и пострадало что-то внутри меня. Ночами я просыпался от кошмаров снова и снова, видя вагон и ужасные тени, на которые наслаивались искажённые безумием лица Анатолия и Лены. А в первые дни после произошедшего вообще любая лишь завиденная издали тень вызывала мой пристальный до нездоровости интерес и тошнотворные приступы страха. Однако, похоже, что это проклятие сгинуло в бездну вместе с вагоном, утянувшим куда-то монстра, и тем странным домом, который, как я узнал немного позже, видимо, был полностью погребён под растекшейся лавой.

И всё-таки находиться дальше на Сицилии почему-то было невыносимо — там тоже ощутимо, хотя и очень тактично, приближалась осень и, видимо, наслаиваясь на мои переживания, это создавало в душе какую-то нехорошую смесь, неукротимо возвращающую все мысли к дому. Прогулки в одиночестве, особенно напротив Хилтона, неизменно приводили к желанию выпить, а пляж как-то сразу потерял всю свою привлекательность, и я неизменно ловил себя на том, что в каждом колышущемся на волнах человеке невольно пытаюсь разглядеть Лену, а выходящие из волн люди неизменно напоминают Анатолия. Это стало прямо какой-то манией, к которой прибавлялось и ощущение некоей законченности всего, что должно было тут случиться и отсутствия теперь смысла дальнейшего нахождения на Сицилии. Последней каплей, видимо, стала моя ночная прогулка по пустынному пляжу отеля, когда наконец-то появилась на небе луна и подмигивала мне призрачной белой дорожкой на волнах. А у самой воды, вдали от перевёрнутых лежаков, из гальки торчал чуть покосившийся одинокий зонт, под которым я просидел не меньше трёх часов, о чём-то тихо разговаривая с ночью и завороженно любуясь гирляндами разноцветных огоньков вдали, мягко огибающими Ионическое море. Это словно стало послесловием всего произошедшего здесь и закрывало страницы моей жизни, связанные с этими несколькими безумными днями на Сицилии. Поэтому несмотря на то, что Анатолий оплатил номер в отеле на месяц, я дождался, пока немного подлечусь, и вылетел из Катании на первом же субботнем самолёте, с приобретением билетов на который мне неожиданно и очень быстро помогли служащие отеля. И вот сейчас я мчался в Тиндо на удивительно шустром, но столь же шумном «Ланосе» с жёлтыми шашечками такси на дверях, увозя с Сицилии, помимо невесёлых воспоминаний, приобретённую в одиночестве одежду и ту самую фигурку обнажённой женщины, которая привлекла моё внимание перед ночными событиями в Джардини Наксос. Все эти покупки дались мне с гораздо большим трудом, чем предполагалось, так как в глубине души я хотел сделать их вместе с Леной. Примеряя куртку в одном из бутиков в Таормине, куда я поехал на такси, чтобы не оказаться снова рядом с Изола Беллой и фуникулёром, мои глаза искали в зеркале именно её образ, и я ничуть не удивился бы, услышав рядом знакомый нежный голос. — Да, ты в этом выглядишь хорошо. Под стать мне.

Но, конечно же, я был один и остро это чувствовал, успев привязаться к Анатолию и Лене всего за несколько дней знакомства и словно пережить с ними при этом не одно десятилетие. Конечно, именно так и было бы, если наше путешествие на Этну закончилось ничем, однако всё в этой жизни имеет свою цену и, похоже, моя была именно такой. Впрочем, как показали последующие годы, несмотря на множество новых и старых хороших знакомых, некоторых из которых можно было назвать и друзьями, ничего подобного, как с Анатолием и Леной, на самом деле я не испытывал. Возможно, как и все люди, я как-то идеализировал эти воспоминания, рассматривая как факты то, чего на самом деле и в помине не было. Однако мне хочется верить, что всё-таки это не так, гордясь тем, что, пусть и на крохотном отрезке жизни, но у меня было нечто такое, что недоступно многим людям.