Остановка в Чапоме

- Не идея - сама база. Идея может быть великолепной, а как станут в жизнь претворять - бежать хочется, да некуда! База должна быть связана с жизнью колхозов, и колхозные люди должны в ней сидеть. А что было у нас? За два года в базе сменилось пять главных инженеров и практически весь личный состав. Какое им дело до колхозов? Какое им дело до того, кто на каком судне ходит? База стала распоряжаться судами как своими, не неся за них никакой юридической ответственности. Даже платить по бюллетеню она не могла. Что же говорить о травмах, увечьях и смертных случаях?! База насчитывала себе премиальные за работу чужих людей, а колхозники на своих судах получали зарплату меньше, чем работающие вместе с ними вольнонаемные... Да как это могло быть? И после этого Гитерман, его заместители, Несветов из "Севрыбы" и прочие пытаются меня убедить, что с созданием базы "благосостояние колхозов и колхозников значительно увеличилось"?! Правильно охарактеризовали базу в Кольском райкоме как "очередной организаторский зуд", направленный на подрыв колхозной демократии. А то, что наш колхоз оказался на грани финансового краха, сел на картотеку, задолжал по ссудам, хотя до этого всегда имел три-четыре миллиона свободных денег - как это понять? Но все это прелюдия. Изничтожать нас стали после статьи в "Литературной России". Вот тут товарищ Гитерман и показал себя в полной красе. Он и Несветов...

Секретарша приносит чай. Я пользуюсь паузой, чтобы спросить Тимченко, знает ли он о поездке Несветова в Москву в связи со статьей Максимовского? Сейчас я вспомнил этот эпизод, который произвел на меня довольно тягостное впечатление и впервые познакомил с разгоревшимся конфликтом. Не могу только припомнить, был Несветов один или с Гитерманом? Кажется, Гитерман тогда тоже приезжал, но мы с ним не виделись. С Несветовым я разговаривал в кабинете Эвентова, который тогда был начальником Управления по делам колхозов Минрыбхоза СССР.

- Нет, мне никто об этом не сказал,- заметно заинтересовался Тимченко.- А что там такое было? В министерство они обращались, это я знаю, потому что меня туда вызывали "на ковер": и стращали, и уговаривали - все было! А вот из газеты больше никто не звонил... Что же там произошло?

Произошло следующее.

Сначала раздался звонок из Мурманска. Звонил Гитерман, сообщал, что они с Несветовым вылетают в Москву, и просил о встрече. На следующий день позвонил Несветов, уже из Москвы, и попросил приехать к Эвентову, в Минрыбхоз СССР. Там я впервые и увидел статью Максимовского, исчерканную красным карандашом и шариковой ручкой. Читали ее, как видно, многие. Несветов полагал, что я тут же напишу уничтожающий ответ, который они потребуют напечатать. Цифры были подготовлены и убеждали, с одной стороны, в подтасовке фактов со стороны Тимченко, которыми он снабдил журналиста, а с другой - в полной неспособности Тимченко вести колхоз и в несомненных благах, которые несет хозяйствам база флота...

Из гневной, обличающей речи Несветова следовало, что Тимченко надо немедленно снимать, гнать в шею из партии и сажать в тюрьму, куда неплохо было бы поместить и Максимовского за то, что тот осмелился на страницах "Литературной России" выступить против МРКС и "Севрыбы". Несветов говорил жестко, страстно, и, заглянув в его глаза, я был поражен той холодной ненавистью, которая в них светилась. И Тимченко, и Максимовский представлялись ему законченными преступниками; газету же следовало "наказать" за то, что она посмела вмешаться в дела "Севрыбы", не испросив предварительного разрешения.

Что было мне делать: смеяться, негодовать? Я попытался объяснить моим собеседникам всю нелепость их требований и надежд.

"Вы не согласны со статьей? - втолковывал я Несветову и Эвентову.- Но, во-первых, она написана умно, толково, убедительно. Во-вторых, она отстаивает интересы колхоза и колхозников, а не Тимченко. Ваше право - написать в редакцию контрстатью, в которой будут изложены ваши аргументы и ваша точка зрения. Участвовать в этом я не буду. Не потому, что ваши цифры представляются мне сомнительными. Они столь же убедительны, как цифры, которые приводит Максимовский. Но я не имею морального права вступать с ним в полемику, даже если Тимченко снабдил его неверными фактами. Дело не в Тимченко и не в цифрах, а в том, что колхоз поступил так, как он сам счел нужным. Ведь вывод кораблей из базы - тут вы не опровергаете Максимовского - был решен общим собранием колхозников "Ударника". Что же произойдет, если вы выступите с опровержением? Вашу статью напечатают, конфликт получит огласку, которой вы так боитесь, будут созданы компетентные комиссии, которые поведут расследование на месте, и результаты его будут опубликованы. Вас это устраивает? Вы уверены в своей правоте? Но я готов утверждать, что ваши теперешние нападки на Максимовского и газету вызовут еще одну статью: о причинах "зажима" критики и колхозной демократии в Мурманской области... Хотите этого?"