Остановка в Чапоме

Говоря о будущем, мы инстинктивно возвращались памятью к прошлому, к эпохе эволюционного развития природы и общества, забывая, что за пределами нашей страны человечество не останавливалось, не топталось на месте, а продолжало идти вперед и во всех отношениях ушло бесконечно далеко от нас. Мы же, поверив ложным богам, своими руками уничтожили все ориентиры прогресса, которые создавались по крупицам тысячелетиями. Отсюда наша беспомощность, наша половинчатость, наша нерешительность. Потому что на самом деле наше поколение всегда питалось прошлым, а не будущим. Будущего мы никогда не знали и не могли его предугадать. Оно было для нас закрыто.

Вероятно, у каждого поколения есть своя историческая задача. Есть поколения разрушающие; есть - созидающие; есть - только развивающие чужие идеи. В этом гармония жизни, залог поступательного хода человечества. Я давно пытаюсь понять роль, которая выпала на долю моего поколения, тех, кто родился в 30-х годах нашего века, кто был лишен родителей, испытал холод и голод великой войны, кто формировался в условиях лагерного режима, навязанного народу "великим вождем и учителем". Навязанного? Или созданного самим народом при его благосклонном руководстве? Последнее, вероятно, будет точнее, потому что те, кто устанавливал этот режим, кто доводил его до самого отдаленного хутора, до каждой тоневой избы, и представляли тогда народ, были непременной его частицей.

Время спасло наше поколение тем, что "великий учитель" покинул этот свет до того, как мы закончили школы и начали выходить в жизнь. Мы не успели испытать тяжести репрессий. Медленно, словно просыпаясь от дурного сна, страна понемногу оживала. Процесс этот занял тридцать с лишним лет - всю нашу жизнь! - и только сейчас перед нами появились его результаты. Но для того, чтобы это все же случилось, все наше поколение должно было стать археологами, которые из-под обломков разрушенной цивилизации извлекали забытые, для большинства уже непонятные общечеловеческие ценности.

Мы разыскивали имена забытых людей, обстоятельства их жизни и их произведения, заставляли звучать давно потерянные мелодии, открывали целые периоды своей истории, которые были или вычеркнуты, или искажены до неузнаваемости. Огромный, затянувшийся "период застоя" на самом деле таким не был, потому что везде, не только в центрах, но буквально на всем пространстве обширнейшей, когда-то богатейшей страны, несмотря на ожесточенное сопротивление злобы, невежества и прямого произвола, шла огромная работа по собиранию и реставрации России. Мы заново восстанавливали свои родственные связи, чувство собственного достоинства, свой вклад в мировую культуру и науку. Мы вели раскопки не только в земле, но в архивах и в жизни, а вместе с тем пытались повлиять на саму жизнь, воспользовавшись забытым опытом предшественников.

Собственно говоря, нам выпало на долю исполнить завет одного из российских "чудаков" - Н. В. Федорова, так странно прозвучавший в начале XX века: воскрешать отцов. Но разве не этим мы занимались всю свою жизнь, реабилитируя, возвращая из небытия дела и мысли наших отцов? Энергия целого поколения была направлена на реставрацию культуры и экономики страны. И кто теперь может упрекнуть, что у нас не хватило сил заглянуть в ее будущее? Между тем время этого уже наступило, оно торопит нас как можно скорее распахнуть дверь и шагнуть в то будущее, о котором, как оказалось, мы не имеем никакого представления. А ведь мы еще не нашли даже самой двери, не говоря уже о ключе, который позволил бы нам ее открыть!

Это и должны сделать те, кто сейчас приходит на наше место. "Смена караула" произошла. Экипажи новых кораблей отправляются в далекий космос, тогда как наша задача - доделать то, что выпало на нашу долю. Кроме нас, это никому не под силу. И космос - не для нас...

Мне не надо спускаться к камням древнего очага, не надо рассматривать кварцевые осколки, потому что даже отсюда, с края песчаного выдува, я вижу, где лежит на песке отщеп, а где - обработанный рукой человека скребок. И не надо закладывать шурфы на здешних песчаных грядах, потому что по размытому и сглаженному рельефу могу безошибочно восстановить тот, древний, указав место, где человек наверняка поставил свой летний чум. Однако, вглядываясь в совсем близкую и, казалось бы, гораздо более знакомую Чапому, лежащую за широким устьем реки, зная, кто и как живет под той или другой ее крышей, я уже не возьмусь угадывать ее будущее. Я не знаю, как сложится жизнь населяющих ее людей, что будет с колхозом, что будет с самим Берегом. Так надо ли обманывать себя и других?

И я говорю своему спутнику: