Остановка в Венеции

А Маттео? При мысли о нем у меня затрепетало сердце. Такой неожиданный и куда более осязаемый, чем я привыкла. Что бы с нами ни происходило, здесь царит волшебство, и не надо его анализировать. И тут я наткнулась на Лидию, сидящую за столиком на неведомой набережной, куда я каким-то чудом забрела, и машущую мне рукой.

— Buona sera, signorina! — поздоровалась я.

— И тебе добрый вечер. Come vanno le cose?[37]

— Дела ничего себе. Некоторые.

— Понравилось в Кастель-франко? — И та самая улыбка. — Люси кажется, что ты в восторге.

— Кастель-франко у нас теперь кодовое название? Что, все уже в курсе?

— Сложно не догадаться.

— Тогда рекомендую. Кастель-франко — блеск!

Мы рассмеялись.

— Два дня?

— Да.

— Люси нас пригласила на вечер перед отъездом. Страшно?

— Корнелия прыгает в бездну.

— Ветер все равно был бы встречным, — заметила она. Мы заказали еду и неизменную бутылку вина. — Волнуешься, как все пройдет? Не надо, синьора Маркьони была сама уверенность. Хочешь, съезжу с тобой?

— Нет, лучше встречай меня здесь, когда я вернусь.

— А когда ты вернешься?

— Надеюсь, что скорее рано, чем поздно. Не хочу сейчас задумываться о том, что буду делать, но мысли все равно одолевают. Найти бы какое-нибудь занятие по душе.

— По душе тебе Клара. Вот и сделай что-нибудь для нее.

— Например?

— Не знаю. Сама придумай. Повиси пока вниз головой. Раз судьба велит.

Она рассмеялась.

— Какая ты черствая.

— Очень, — с улыбкой подтвердила Лидия. — Думаю, ты провисишь так ровно столько, сколько надо, и тебе откроется истина. Какое здесь ризотто! Лучшего во всей Венеции нет.

По дороге домой захотелось вдруг навестить все знакомые мне на этом зачарованном острове места: выставку Казановы, «Флориан», магазинчик Энрико, Академию, Арсенал, городской парк, опустевший «Гритти». Все мои чудачества. Попытаться осмыслить, что значил для меня этот месяц — неужели и правда месяц? Шекспир не зря отправлял своих беспомощных персонажей сюда, на острова, чтобы помочь им преобразиться, — и я понимаю почему. Отсюда нет пути. Кругом вода. А пьют только вино.

Проходя по кампо Фрари, я вспомнила переводчицу. А потом, не испытывая ни малейшего желания смотреть еще раз на памятник Тициану, повернула, надеясь выйти к Гранд-каналу. Вода успокаивает, она вечно новая и вечно прежняя. Когда-нибудь громоздкий памятник даст трещину, осыплется, и вода примет его в свои объятия. Вода примет все. Венеция не вечна, как и все остальное. Это все сон. «Как ты считаешь, мог быть наяву приснившийся мне человек?»

Нам все снится. Мой Энтони не тот, что у Николы, по крайней мере, пока. Z у Клары. Нильс, который теперь уже должен уйти в область мифов, личный святой, чьей милостью я утешаюсь. Когда-то он не казался таким совершенством. Он любил парадоксы. «Все не так, как кажется, но и не по-другому», — цитировал он из какой-то сутры голосом заправского гуру. Он где-то рядом, кружит совсем близко по своей космической орбите, каплей чистого света. Уже десять лет.

Наверное, нужно десять лет, чтобы оправиться от потрясения. Жизнь коротка, но почему-то на все требуется уйма времени. Надеюсь, мне не придется тратить еще десять лет на то, чтобы отойти. Мы с Энтони оба находились в разобранном состоянии, когда встретились. Получился такой продленный реабилитационный период. Мы оберегали друг друга, но теперь это уже не нужно и неинтересно. Можем вернуться к тому прежнему состоянию — беспроигрышному пакту терапевтических ограничений. Я устала быть ненужной и обижаться. Если я и себе наскучила, представляю, как опостылела ему. Может, он и не идеал, но ведь не его вина, что у нас разные интересы. Ему нужен кто-то, кто будет интересоваться его выступлениями, кто-то полезный и представительный. А я ни то, ни другое, ни третье, не такая, как ему нужно, без амбиций, это все не мое. Вот Никола, наверное, то, что нужно. И все-таки мы же были когда-то счастливы, тесно связаны, уверены в будущем. Грустно смотреть, как все это размывается, валится в нахлынувшие волны и растворяется без остатка.

Я дошла до Сан-Марко. Немногочисленных туристов, казалось, поглощали стаи голубей. Я умилилась, глядя на них — и на голубей тоже. Пересекая площадь, я вспомнила нашу четверку, идущую к Ренцо, сон о полуночной вакханалии, солнечное откровение — все, что связано у меня с этой площадью. Я почувствовала себя почти венецианкой. А вот поворот на мост Академии — почему бы не улучить напоследок минутку наедине с Z?