#останься дома и стреляй!

Приятно. Вера проснулась с улыбкой, сладко потянулась, скосила глаза – не осталось ли возле постели недопитой стакашки, чтоб еще больше поднять настроение?

Но вместо живительной алкогольной влаги увидела: на полу валяются ключи от «Ниссана», а рядом, все в пятнах крови, – портмоне с документами на машину.

* * *

Вера Власова проживала на Мартеновской улице – в странном квартале, где безо всякой системы мешались дряхлые пятиэтажки и помпезные новостройки.

«Ниссан» с вычурным тигром на левом боку Дима увидел сразу. Припаркована машина была небрежно, двумя колесами на газоне.

Полуянов вбежал в подъезд и позвонил в дверь. Отворила ему высокая, сильно похмельная, с тоскливыми глазами женщина.

– Вера Власова? – строго спросил он.

Она взглянула затравленно:

– Вы из ГАИ?

Дима удивился:

– Почему так решили?

– Я… я вчера пьяная была и, похоже, на своей машине ездила куда-то, – прошептала несчастная.

– А конкретнее?

– Я… я не знаю. Не помню.

Она расплакалась. От нее противно пахло перегаром и еще чем-то терпким, химическим. Дима догадывался – какой-то наркотик.

Власова на ногах стояла с трудом, перетаптывалась, держалась за стенку. Это утром-то! А какова же она ночью была?!

– Что вы употребляли? – строгим тоном спросил Полуянов.

– Не помню, – отозвалась она слабым голосом. – Но трип вышел знатный. Меня еще днем срубило, дальше не помню ничего. Боюсь только: вдруг я правда каталась?

– Вы садитесь за руль в таком состоянии?

– Вообще-то нет. Но мало ли?

Она опустила голову и спросила:

– У меня машина «Ниссан» с аэрографией. Вы ее сейчас видели во дворе? Цела?

Отвечать Дима не стал. Медленно произнес:

– Вчера ночью была убита Кассандра Бардина.

– Нет, нет! – В глазах женщины полыхнул ужас. – Этого не может быть! – И потом вдруг: – Я не знаю никакую Кассандру!

Она прислонилась к стене и начала сползать на пол. А Дима увидел – на полочке для обуви стоят женские кроссовки большого размера. В грязи и засохших капельках крови.

* * *

Полуянов вернулся домой с ощущением, будто сам совершил не поездку по делу, а настоящий наркотический «трип».

Вера Власова не отпиралась, не пыталась прятать кроссовки или выбрасывать заляпанное кровью портмоне, не отрицала, что желала Кассандре смерти. Но упрямо повторяла:

– Не ездила я никуда! С утра загуляли, к обеду меня сморило уже. «Улетела» в своей кровати – в ней и проснулась.

– С кем вчера употребляла?

– Да много кто был. Реваз. Павлик. Кто-то уходил, приходил…

– А кто угощал?

Она взглянула тоскливо:

– Мне какая разница? Наливают – пью.

– Что пила?

– Коньяк сначала. Потом «дорожку». Может, еще что было. Если меня понесло – все, тормозить уже не могу. И ничего не помню.

– Ты на учете состоишь?

– Нет. Я ж не буйная. Да и друзья помогают.

– Как они тебе помогают?

– С окна сняли – когда прыгать собиралась. Бритву отобрали, чтобы вены не порезала.

– Почему ты к врачу не обращаешься?

– Бесплатный в психушку запрет, – вздохнула она. – А на платного денег нет.

И смотрит глазами печальной собаки.

– Можешь мне телефоны своих собутыльников дать?

– Откуда у меня телефоны? Я не звоню – сами приходят. Мало у кого свое жилье есть. Пашка с предками живет. Реваз – в общаге при рынке.

– А враги у тебя есть? Подумай: кто тебя мог подставить?

Верочка хмыкнула:

– У меня враг только один был. Кассандра.

– Полицейским только этого не говори, – посоветовал Дима и покинул пропахшую алкоголем и нечистотами квартиру.

Когда выходил из подъезда, увидел – во двор влетели три полицейские машины. Служители закона тоже желали допросить владелицу «Мурано» с аэрографией.

А Полуянов – почти со страхом – подумал: «Что же за противник у меня? Против кого я играю?!»

* * *

Телевизионщики будто сговорились не травмировать зрителей – невестку с размозженной головой показывали только издалека и мельком. У Ольги Петровны никак не получалось от души насладиться картинкой: как ненавистная Кася смотрит в небытие, и ее алая, ядовитая кровь изрисовала подушку багровыми брызгами.

Со смертью Кассандры пожилая женщина впала в странное, похожее на анабиоз состояние. Ей было лень двигаться, лень думать. Гибель самого близкого человека, наконец, перестала жечь сердце каленым железом, обратилась в тупую тяжкую боль. На Ольгу Петровну накатили усталость, равнодушие. Она сидела в кресле и смотрела на фотографию сына.

Саша беспечно улыбался, а ей больше всего хотелось впасть в забытье, чтобы любимый сын пришел к ней во сне, протянул руку и забрал с собой. Ольга Петровна не знала, как выглядит рай, но почему-то казалось: он похож на Ялту. И там всегда сладкий, летний вечер, пахнет морем и вареной кукурузой, и шестилетний Сашка мчит по набережной на детском автомобильчике, а она бежит рядом, и свежий ветер треплет волосы, а небо полно ярких августовских звезд.

На земле удерживало лишь одно – Сашу надо похоронить. Ну, а дальше – она найдет возможность уйти за ним. Пусть даже не будет рая – на земле, в аду, одна она оставаться тоже не могла.