От этой мысли вновь обуяла злость. На отца, который не пошел против воли проклятья и женился. На ягу с ее глупым требованием и с еще более глупым ответом. На мать, которая так хотела выскочить замуж, что не побоялась к баннику пойти, серьги свои золотые в печке стопить и попросить найти ей суженого, чтоб и богат, и умен, и красив, и любил ее — на руках носил. Все сбылось. Только никак не ожидала она, что одними серьгами не обойдешься. Ведьмовство всегда свою плату стребует. Он и сам молодец. Что пообещал яге, что получил взамен? Бес его знает. А может, и вовсе она не настоящей была?.. Нет. По всему выходило, что настоящая, а он олух или не смог задать правильный вопрос, или не услышал нужный ответ.
«Ждать».
Он что, красна девица, чтобы ждать?!
Всю ночь Оган промаялся в тщетных попытках найти выход из положения. Перетряс все родовые записи, что хранились в памяти серебряного блюдечка, перечитал все хроники, но так и не нашел, за что можно зацепиться.
«Кощъ не в обиде на старого друга».
— Кто тогда в обиде?
«Это защита рода, лишенного Щура».
— Не может род без первопредка существовать. Тем более тысячу лет. Растворится, растеряет магию, канет в Смородину.
«Недолго Горыне маяться осталось».
— А дальше что? Или ты это и имела в виду? Братья умрут, я сам, того не ведая, обзаведусь бастардом, который женится на яге, и исчезнут Смогичи на радость царскому роду и зубоскалам тугарам, которые спят и видят, как растащить добро. Так понимать твои слова, ведьма?!
Ответом был луч солнца, слепящий красные глаза.
И если ночью его терзали думы, то при свете дня впились чиновники всех мастей. Экспертизы, дозволения, согласования, подписи, печати, взятки, рукопожатия, обещания и угрозы. Пока, наконец, к четырем часам последние нюансы не были улажены, бумажки подписаны, подшиты и убраны в архив. Все. Дело сделано. Ночью он зажжет фонари, поулыбается на фотокамеру и отправится домой. Вновь на дирижабле. Лишь бы отсрочить встречу с отцом, лишь бы не слышать его снисходительное: «Я же говорил, что надежды нет».
Она есть, просто он не там ищет.
Вечером, словно луч в пасмурном небе, неожиданная встреча с Василисой. Вот что за мытарство смотреть на чужую невесту и ощущать радость? Хотеть остаться подольше и погреться в тепле мимолетных взглядов. Он заметил, что боярыня чем то расстроена, и чуть ли не в открытую упрашивал ее прийти на праздник. Наверное, потому их с женихом и не было. Никто не любит навязчивых. Ночью отбыл домой, чтобы, едва сойдя с трапа, услышать:
— Оган Смогич, вас желает видеть отец.
Домовой отцовского поместья – крепкий, жилистый, вечно растрепанный седовласый дядька в добротных одеждах и с моноклем на левом глазу, уже триста лет держал домовладение рода в ежовых рукавицах. Он возник перед наследником и подал руку, помогая спуститься с трапа.
— Как Зей и Мын?
— Близнецы живы, но в сознание не приходят. Вас ждут в семье.
— Мне нечего там делать.
— Но, сударь…
— Что сударь? Как мое присутствие поможет братьям? Какое я вообще имею право быть там после всего? Хватит, Белян. Нет более никакой семьи, и не будет более.
Домовой сокрушенно покачал головой. Это был далеко не первый срыв наследника на его памяти. Тут ничем не поможешь – только ждать. Хотя затянул, конечно, хозяин с объяснениями. Теперь даже если притащить юного Огана в родительский дом, да под ясные очи наскоро выбранной невесты, пошлет всех к Волосу и будет прав. Эх, не подготовил Гор Смогич наследника, боялся правду рассказать, теперь проблем столько, что и лаптем не расхлебать. А что поделаешь, когда сын упрямее отца.
— Что велите передать хозяину?
— Скажи, что я запил.
Оган потер подбородок, решив, что в принципе идея здравая и вполне себе исполнимая. Махнул отцовскому домовому на прощание и уехал к себе. Дома заперся изнутри, сгрузил на стол вещи, сбросил сапоги, достал кусок буженины из холодника, откупорил бутыль крепленого, выудил из-под кресла шипящую кошку и поднялся наверх в спальню.