Но Оган его уже не слушал. Он схватил деньги, волшебное блюдечко с золотым яблочком, перстень с накопленным эфиром. Переход через Избушку на курьих ножках требовал не только высокую пошлину, но и начисто опустошал резерв. Достал из сейфа чарострел и проверил кристаллы. Все три светились желтым. Значит у него будет три попытки. Три выстрела. Змей не маленький, попадет.
Домовой тщетно пытался остановить хозяина, даже воду спустил с котла паромобиля, но тщетно. Маг выругался, поймал повозку и отбыл в сторону ближайшей Избушки. Правда Оган в спешке забыл запретить духу вмешиваться в его дела.
Вагн молча потоптался на крыльце, потом взял прутик из веника, очертил им вокруг себя и исчез, чтобы возникнуть на пороге дома старшего из Смогичей. Нарушать границу не стал, Белян и так почувствовал гостя. Кликнул хозяина.
Гор Смогич, осунувшийся и постаревший на десяток лет, показался в проеме двери. Молча выслушал скупой рассказ домового, круто развернулся и хлопнул дверью так, что отлетела резьба с притолоки. В слепой ярости он ворвался в свой кабинет, ударил золотым яблочком о блюдечко. Попытался раскрутить его раз, другой. Тщетно. Руки дрожали. Наконец яблочко понеслось по краю, затрещало, заскрежетало на все лады.
— Покажи мне Огана Смогича, Борейского княжича!
Серебряное донце блюдечка пошло волной, являя отцу своенравного сына. На заднем фоне виднелись очертания Избушки на курьих ножках.
— Немедленно вернись домой! — прорычал взбешенный родитель.
— Нет, — Оган уверенно шагал в сторону портальной избы.
Не будь Гор Смогич доведен до грани истериками жены, ожиданием смерти сыновей и выходками наследника, то попытался бы вразумить, договориться или найти административный рычаг. В конце концов, князь Бореи обладал огромной властью на своих землях. Но многодневное напряжение сточило ясность суждений под самый корень, и отец не нашел иного выхода, как в сердцах выпалить: «Только вступи на Калин-мост, и ты мне не сын больше! Отлучу от рода».
В ответ прилетело короткое «Понял», и донце блюдечка вновь заблестело серебром.
Оган прервал связь и даже шагу не сбавил. Решимость подогревала кровь. Он подошел к Избушке, приказал ей повернуться входом и торопливо, пока червь сомнений не нашел слабое место, нырнул в ее нутро. Оплатил курносой магичке стоимость перехода, назвал конечную точку, проигнорировав ее удивленный взгляд, прошел к дальней двери. Открыл ее... и провалился в белоснежный сугроб.
Северный Феод искрился зимой. Вокруг избушки белел снег. Стража отсутствовала. Оган приложил ладонь козырьком ко лбу, прищурился и огляделся. Вдалеке курила печными трубами деревенька. Выше, словно вросший в скалу, чернел Кощеев замок Карачун. Слева верткой змеей текла Смородина, упиралась Калин-мостом в пустырь, аккурат между крайним подворьем и замковой оградой. Не пройдешь незамеченным. С другой стороны, нет такого закона, чтоб запрещал живым в Навь посещать. Вон витязи Заставы каждый день туда-сюда в дозор должны ходить, и ничего.
Оган спрыгнул с крыльца. Набрал полные сапоги снега и, ругаясь, стал торить дорогу к деревне. Взмок, устал, пока добрался до околицы, перемахнул через нее и замер. В мусорной куче, топорща голые ребра копошилось худое, облезлое умертвие. Оган невольно отступил. Снег под ногами предательски хрустнул. Нежить оторвалась от своей трапезы и с хрустом развернула голову на сто восемьдесят градусов. Следом повернулось тело. Теоретически княжич знал, что все неразумные мертвяки делятся на классы в зависимости от опасности, а вот на практике, зачем оно магу-артефактору? Оказалось надо. С другой стороны травоядных среди умертвий не водилось.
Оган аккуратно двинулся вбок, желая аккуратно обогнуть опасность и выйти на улицу. А там глядишь, и витязи с заставы подоспеют. Нежить протяжно зарычала и выпрямилась. Облизнулась, словно примеряясь, съедобен ли пришелец. Решив, что да, взвыла и потянула к нему руки, которые тут же стали удлиняться.
Смогич вдруг разозлился. Где ж это видано в их веке об мертвяка убиться?! Он нырнул в карман кафтана и вытащил чарострел.
— Пошел вон! — гаркнул маг что есть мочи и выстрелил.
Чарострел громыхнул огнем. Умертвие истошно заверещало и попятилось. Остатки одежды на нем обуглились, а кожа вздулась волдырями. Вытянутые руки волочились следом не спеша уменьшаться. Нежить спряталась за мусорную кучу и только когтистые пальцы продолжали скрести мерзлую землю. Оган, не выпуская чудовище из поля зрения, обогнул задний двор, и наконец выбрался на единственную в этой деревне улицу. Повел плечами, прогоняя дрожь омерзения, сжал в кармане чарострел с двумя зарядами и зашагал прочь, усилием воли принуждая себя не оглядываться.