Останься со мной!

Однако в аэропорту меня трясло. Когда моя сумка въехала по конвейерной ленте в просвечивающее устройство, мой желудок скрутило таким спазмом, что я едва не рванула оттуда прямо в туалет. Не знаю, кем меня считал Миша, но полной идиоткой я все же не была и понимала, что вещь эта – не простой антиквариат, а что-то невероятно старинное, ценное и скорее всего краденое.

Дома Миша привычно притиснул меня к своей могучей груди, расцеловал, назвал умницей и тут же отобрал украшение. Зато вечером, плотоядно ухмыляясь, торжественно вручил мне довольно крупную сумму, бросив довольно:

– Твоя доля, мой ангел!

Именно так я и поняла, чем на самом деле занимался Миша. Он был, наверное, крупнейшим в мире специалистом по незаконно приобретенным, краденым, поддельным и прочим раздобытым криминальным путем предметам искусства. Миша служил посредником между самыми богатыми и влиятельными заказчиками и самыми пронырливыми, искусными и ловкими ворами, нечистыми на руку служителями музеев, оценщиками, реставраторами и прочими людьми из этого мира. Сеть его ценных связей была разбросана по всему миру. Он же был единственным связующим звеном между ними, благодаря которому действовала эта купля-продажа, оживлявшая черный рынок в мире искусства и ювелирных украшений.

В половине стран (включая и бывшую родину) Миша к тому времени успел уже засветиться, въезд туда грозил ему арестом и серьезными сроками. В другие же страны Миша летал совершенно свободно, полагаясь, вероятно, на свою поразительную удачу.

Разобравшись во всем, я осознала, что никакой бешеной внезапной страстью Миша ко мне не пылал. Нет, я, бесспорно, ему нравилась, особенно в постели, но связался он со мной вовсе не поэтому. Ему просто нужен был очередной курьер для особо важных и ценных заказов – курьер, которому открыт доступ в те страны, куда Миша не может наведаться сам. Хорошее прикрытие – человек, который совершенно официально может, не вызывая подозрений, мотаться по свету туда-сюда по нескольку раз в месяц. А для кого же еще постоянные разъезды более естественны, как не для начинающей певички, достаточно известной, чтобы имя ее не вызывало подозрений у таможенников, и не настолько раскрученной и влиятельной, чтобы смела ставить Мише свои условия?!

Он отлично все рассчитал, этот великий комбинатор!

В первый же вечер оценил, что я достаточно сообразительна, хороша собой и в то же время наивнее, скажем, той же Вероники.

Справедливости ради, мне не за что было обижаться на Мишу. Я ведь и сама изначально рассматривала его как выгодную ставку, как способ сбежать от Панкеева и как-то устроиться в жизни.

Вот только… вот только у меня и в самом деле начали проклевываться чувства к нему.

Но я решительно положила им конец. Наше сотрудничество было обоюдовыгодным и давало кое-какие весьма приятные бонусы.

Но не более того!

Продолжалось все это более двух лет.

За это время я научилась всякому. Помню, везла из Греции древние скифские золотые украшения, попросту нацепив их на руки и шею – в числе ничего не стоивших броских побрякушек. Помню, как прятала холст одного из голландцев в чемодане среди собственных постеров и афиш. Изображала в аэропорту лесбийский поцелуй с собственной гримершей, чтобы отвлечь охреневшего от такого поворота событий сотрудника службы безопасности от экрана просвечивающего устройства, на котором как раз в эту секунду должна была появиться инкрустированная шкатулка – чуть ли не из самой Оружейной палаты. Возможно, что именно оттуда она и взялась. Для Миши, казалось, не было ничего невозможного. Помню, я как-то со смехом спросила его:

– Ну, хоть Джоконда-то в Лувре – подлинник? Или ее ты тоже давно подменил?

А он глумливо ухмыльнулся мне в ответ и шепнул:

– Детка, только не говори никому, идет?

Я внезапно открыла в себе новые грани.

Оказывается, я была довольно ловкой, сообразительной, наглой, умевшей виртуозно врать, выкручиваться и импровизировать. Может быть, потому меня в свое время и зацепил так Миша, что я почувствовала в нем нечто родственное, даже сама о том не подозревая. Авантюрность и полукриминальная ловкость, дремавшие где-то глубоко внутри, внезапно пробудились во мне и вырвались наружу. Миша не уставал нахваливать – не меня, правда, а собственную проницательность, позволившую ему разглядеть скрытый криминальный талант в малоизвестной джазовой певичке.

А я…

Я понимала, что увязаю все глубже, что рано или поздно могу попасться, что Миша, по большому счету, ничем не рискует и – арестуй меня власти – пальцем о палец не ударит, чтобы меня вытащить. Я понимала также и то, что все его слова о моей головокружительной карьере оказались фикцией. Ему совершенно невыгодно было, чтобы я обретала серьезную известность и самостоятельность. Я была особенно полезна ему именно в нынешнем состоянии – какое-то смутно знакомое имя, кажется, слышал что-то такое по радио, ах, ну да, что-то вроде «Забыть тебя» или «Позвать меня»…

Но… У меня ведь не было особенного выбора, правда? Уйти от Миши, попробовать начать все самой, с нуля…