И я усилием воли выбросила все из головы, растворилась в ощущениях – этих рук на теле, этих губ на коже, звуков, запахов, живительного жара – не испепеляющего, но пробуждающего к жизни.
Мы оказались в спальне – тоже очень простой, скромной, утопающей сейчас в сумеречном свете, проникавшем из окна.
Олег опустил меня на кровать.
От простыней слабо пахло лимонной свежестью…
Он накрыл своим тяжелым телом. Гладил, целовал, ласкал так, словно я была не какой-то случайной залетевшей в его дом экзотической птичкой со сладким лживым голосом, а единственной любовью его жизни. И мне подумалось, что, наверное, только здесь, в постели, он сбрасывает маску каменного гостя, так приставшую к его лицу, что он уже и сам не помнит точно, каким бывает на самом деле. Только здесь он становится настоящим: чутким, доверчивым, преданным и удивительно нежным.
Мы сплетались, схлестывались на этих хлопковых простынях с синими цветами снова и снова – и ни один из нас не произносил ни слова. Потому что в словах звучала бы фальшь, которой не было в языке тел. И отчего-то святотатством казалось разрушить все, что возникло между нами, объяснениями, признаниями и сожалениями.
Только шорох, только короткие вскрики и горячечное дыхание.
Только руки и губы.
«Мускус мой, янтарь, блеск луны, жизнь моя, колосок мой, очарованье, райский напиток, рай мой, весна моя, радость моя, день мой…»
Потом он уснул.
Просто прикрыл глаза – и тут же отключился.
Должно быть, сказывалась многолетняя привычка военного человека – засыпать быстро и крепко, как только представилась возможность. Во сне лицо его разгладилось и он стал похож на мальчишку. Честного, смелого, преданного, стойкого мальчишку. Героя из пионерских повестей – отважного мальчика со строгими моральными принципами и трогательной верой в чудеса. Я несколько минут просто лежала рядом с ним, разглядывая в полумраке его темные ресницы, чуть приоткрытые губы, бьющуюся на виске жилку. Затем бесшумно пошевелилась, села в постели.
Мне отчаянно не хотелось возвращаться в реальность, разрушать то сонное чувственное марево, в котором я сейчас находилась.
Но времени терять было нельзя.
Ведь неизвестно, удастся ли мне еще когда-нибудь пробраться в этот дом? Еще днем, проходя через переднюю, я быстро взглянула на экраны, светившиеся в комнате охраны. Взглянула – и тут же поняла, в каких именно помещениях дома расставлены камеры наблюдения. В спальне их точно не было, в гостиной – тоже.
Но вот в кабинете была.
Значит, туда пока что соваться нельзя. В следующий раз я буду более подготовленной, – если этот следующий раз, конечно, будет. Об этом, впрочем, я уж постараюсь позаботиться. Но кое-что можно было сделать уже сейчас.
По дыханию и движению век Олега я определила, что он сейчас находится в фазе глубокого сна.
Значит, минут двадцать у меня было точно. Раньше он не проснется.
Я соскользнула с постели, обнаженная пробежала через комнату, подобрала с пола собственные браслеты, скатившиеся у меня с запястья. В один из них была вмонтирована портативная фотокамера.
Мобильный телефон Олег оставил в гостиной, это я помнила. Я пробралась туда, заранее вытащив из сумочки собственный телефон, и соединила аппараты через шнур. Несколько минут – и в мобильнике Олега уже стояла шпионская программа. Это, впрочем, вряд ли могло бы сильно помочь. Я сомневалась, что человек такого уровня станет хранить в телефоне хоть что-то секретное.
Но проверить нужно было все.
Следом пришел черед прослушивающих устройств – «жучков». Их у меня также имелось при себе достаточно: крошечные подвески, болтавшиеся на другом браслете, никогда в жизни не привлекли бы внимания даже профессионала, не говоря уж об обыкновенном обывателе. Один – в настольную лампу в гостиной, второй – к притолоке у входа в кабинет, третий…
Что ж, третий стоило установить в спальне.
Цепляя его к кромке жалюзи, я в который раз подумала, что испытывает Володя всякий раз, расшифровывая данные записей и получая довольно точную информацию о моих альковных играх.
Что ж, это работа.
Наверное, он давно научился относиться к этому именно так.
Завершив свой маленький рейд, я вернулась в постель. Остальное лучше будет сделать позднее – и наступит ли это самое «позднее», напрямую зависело от того, найдет ли проснувшийся Радевич в своей постели очаровательно беззащитную спросонок, нежную и влюбленную певицу с миллионными гонорарами и чистым сердцем.