Остап Бендер в Крыму

— Он, Пристройкин, — растянул свое лицо в улыбку тот. — Вот сняли, перевели вниз вахтером, — отвел в сторону глаза бывший председатель мариупольского отделения ОСВОДа и погладил неизменный шарик своего живота.

— Ну и ну — покачал головой Остап, — столько изменений, — и поднялся в кабинет нового председателя.

Когда вошел, то вторично был удивлен. За столом стоял не кто иной, как отставной капитан Ступин.

— Вот ваш расчетный лист, — сказал он Бендеру улыбаясь во весь рот, как хорошо ему знакомому. Ступин был в униформе морского капитана и спросил немного погодя: — Удивлены? После Пристройкина меня направили сюда, Остап Ибрагимович. — Вот и приказ… — подал он бумагу. — Вы увольняетесь за развал в морклубе «Два якоря»… Но учитывая, что именно вы организовали этот замечательный клуб, я счел возможным потопить этот приказ, не афишировать его, уважаемый товарищ Бендер. Увольняетесь числом после вашего лечения… Так что… — протянул руку новый председатель мариупольского отделения помощи утопающим, отец бывшей квартиросдатчицы Остапа Елены Викторовны.

— Благодарю, товарищ капитан, — ответил крепким рукопожатием Ступину Бендер. — Удачи вам в спасении утопающих, капитан.

— Спасибо, товарищ Бендер, — продолжал улыбаться тот. — Извините, что так… да, там в бухгалтерии мой приказ на оказание вам материальной помощи, уважаемый Остап Ибрагимович.

— Благодарю, очень кстати, — засмеялся Остап.

Взгляд организатора морского клуба «Два якоря» задержался на шкафе, где еще совсем недавно стоял кубок-сирота за перевыполнение плана по сбору членских взносов. Его на полке не было. Остап ухмыльнулся и вышел.

Когда великий организатор после бухгалтерии выходил из здания, Пристройкин угодливо распахнул дверь перед новатором отделения общественности, помогающей утопающим.

На улице его ждали друзья, и Остап им сказал:

— Вот всегда так: я организовываю, а государство пожинает плоды моего творчества.

Привычно расхаживая по веранде, Остап говорил:

— Итак, я посвятил вас в наше предприятие в Симферополе. И это все, детушки-голуби, из тех бумаг, которые мы приобрели у пасечника Стратиона Карповича. Из них следует, что сам пасечник, как и его родитель, были поставщиками меда графскому дому. Вот почему, как я додумываю, в последнее свое посещение графского дома, в девятнадцатом, Стратиону Карповичу и передал управляющий графским домом письмо своему брату Приозерскому. В письме говорится: «Все ценности графа Воронцова надежно спрятаны в тайнике до лучших времен, дорогой брат. Советую и тебе так же сделать…» — держал в руке письмо Остап и изучающее посматривал на своих компаньонов. — Письмо писано на гербовой бумаге, и ему верить можно, камрады.

— А какие ценности в письме указываются, командор? — без энтузиазма спросил Балаганов.

— Перечня нет, друг Шура, но говорится…»… А ценности графские, дорогой брат, как тебе известно, превеликие, и никак не могут идти в сравнение с нашими. Достаточно напомнить тебе о тех золотых предметах, которые были тобой увидены в прошлый твой приезд на отдых…» — Вот какой клад ожидает нас в Крыму, детушки, — сложил пожелтевшую бумагу Бендер.

— Ох, Остап Ибрагимович, не окажется ли это очередным блефом, как и подводный клад? — крутнул свой ус Козлевич.

— Да, если по справедливости, командор. Не остаться ли нам спокойненько жить в Мариуполе? Дом есть, море рядом, курортницы, рыба, фрукты. Можно продолжить коммерцию антиквариатом, — выступил убеждающим тоном Балаганов. — Что нам еще надо?

— Надо? — презрительно взглянул на рыжеголового компаньона Бендер. — А как же наше Рио? Или другой сказочный город, Шура? Мечты в кусты? Ну, нет, камрады, и еще раз, нет. Это не по мне. Я не позволю развеять по ветру обывательщиной свою хрустальную голубую мечту детства и сделаться пижоном.

— Нет, нет, если по справедливости, то и я, командор, разве против, — загорячился Балаганов. — Но после неудачи…

— Какой неудачи? — обвел своими восточными глазами друзей Бендер. — Какой неудачи? Искали — нашли. Энкавэдисты и сами были в неведении. Золото, бриллианты, драгоценности, долбил их источник информации. А оказались мешки негодных бумажек. Так кто виноват?

— Конечно же, не вы, Остап Ибрагимович, — солидно заявил Козлевич, преданно глядя на него.

— Вот именно. Не точная информация у властей, сказалось и на нас, — прошелся по веранде великий искатель сокровищ.

— А если и крымская окажется не точной информацией? — лукаво взглянул на своего беспокойного друга бывший сын лейтенанта Шмидта.

— Все может быть, Шура, все. Но у меня почему-то уверенность, что это дело из ряда вон выходящее. Оно обеспечит нам успех. Что касается дома… — задумался Остап. Он подошел к Козлевичу и погладил за ушками собачку, любимицу «семьи», Звонка, которая уютно устроилась на коленях автомеханика. Затем сказал: — Продавать дом не стоит. Он будет нашей базой здесь, в Мариуполе, куда мы сможем вернуться в случае надобности. А для того, чтобы он был в сохранности, поселим здесь уволенных из морклуба Кутейникова и Мурмураки. А свое жилье они будут сдавать курортникам.