Остатки

– Это была ложь. Не было никаких космонавтов.

– Могла бы и догадаться.

– Ну, суровые времена требуют…

– Вранье! Времена всегда суровые. А ты и Бенджамин не раз нарушали законы и самую простую мораль, и уж не знаю, насколько хорошо вы это оправдывали для себя, но, Итан, ты не сильно лучше любого преступника.

– Выговорилась?

– Нет. Я ведь адвокат по профессии, закон – это для меня все. Я верила в важность следовать букве закона, потому что именно это позволяет нам существовать в системе, а не в хаосе! Законы нас совершенствуют, в это я верила и это отстаивала! Но потом я связалась с Бенджамином, а там и с тобой – и не успела заметить, как все границы размылись, а все принципы и идеалы, которые я защищала… Я не говорю, что закон – это наш фундамент, но мы слишком разобщены, слишком эгоистичны и недальновидны. Так что я не могу не спросить у тебя, Итан: как ты умудряешься так жить? А то мои идеалы уже устарели, осталось лишь адаптироваться к беспорядку, что само по себе звучит парадоксально! – Успокоившись, она добавила: – Вот теперь я выговорилась!

– Я искренне жалею, что ты разочаровалась в своих идеалах, и мне жаль, если я причастен к этому. Прости за это. Даже, более того, я по-настоящему завидую тебе именно из-за твоих убеждений, ибо сам всегда отталкивался от сурового настоящего, а не желаемого будущего. И от этого, надеюсь, ты сможешь меня услышать и понять, когда я скажу, что ни в коем случае не бери с меня пример и не теряй свои идеалы. Ты не представляешь и, надеюсь, никогда не познаешь, каково это – жить и работать как я.

– Но ведь работа не обязана быть такой.

– Не обязана, но только моя работа – это все, что у меня есть, то бишь вся моя жизнь. Я другого не знаю. Когда не умеешь разделять одно и другое, то труд становится сутью этой самой жизни, а значит, все воспринимается как личное, что очень-очень плохо. И я завидую тебе, ибо без границ и правил тот самый результат или степень прогресса оценить попросту невозможно.

Несколько минут они молчали.

– Знаешь, – решила Ксения закруглить тему, потакая странной заботе об уходящем в грустные размышления Итане, – я в последнее время иногда думаю: как бы все сложилось, не устрой вы давным-давно в ЦРТ свой долбаный эксперимент. Возможно, сейчас все было бы иным.

– Когда-нибудь я тебе расскажу. – Лицо Ксении нахмурилось от неожиданных слов Итана. – Да, мы ощутимо много знали о будущем, чем пользовались слишком необдуманно, оттуда и такой скачок нашего правления в ЦРТ и всех технологий. Но все это, к моему искреннему сожалению, сломало Бенджамина. Он так стремился сделать мир лучше, чем тот, каким он станет, что потерял все и вся.

– Ты должен его благодарить, кстати. Это он отдал мне все акции и допуски ЦРТ, чтобы я стала главной. После тебя, конечно же. Если бы не это, меня бы тут не было.

– Он молодец, может быть, даже предвидел все это, хотя и маловероятно. Но думать об этом приятно, авось есть чуть больше, чем слепая надежда, хотя верится в это с трудом. Но вот во что точно верю, так это в то, что если бы не та самая ночь, то скорее рано, чем поздно мы бы с тобой точно познакомились, что…

– Серьезно, ты об этом сейчас думаешь?

– А что? Мы говорили как раз про то, к чему привели неправильные решения, которые в момент принятия казались правильными.

– То есть был шанс встретить не своего мужа, а тебя? А ты шутник!

– Мы в том возрасте, дорогая моя…

– Я не твоя дорогая.

– …когда позади больше, чем впереди, а если еще прибавить тернистость наших дорог, то ненароком пытаешься связать все это в причинно-следственную связь, что бессмысленно, наверное, но помогает разыскать чуть более интересный угол оценки нынешнего. Понимаешь, о чем я?

– Я не знаю, стоит ли мне вообще что-то говорить, ты вроде и один справляешься.

– Да брось, в наше время и при нашем положении невозможно не заняться пересмотром всей жизни. Тебе ли не знать, как это важно.

– Что ты имеешь в виду?

– Твоя семья.

Лицо Ксении приобрело холодный, скрывающий эмоции вид, а сам Итан стал мягче.

– Мне знакома потеря, и я знаю, как важно не забывать тех, кто был примером, ради кого мы пытались быть лучше. Сейчас это необходимо помнить, как никогда.

– Слушай. – Ксения заговорила быстро, не скрывая желания перейти на любую другую тему. – А позволь задать глупый вопрос: моего отца убил сотрудник, который был против ваших манипуляций с историей… А почему мы не можем заново построить эту машину времени Бенджамина и предотвратить то дерьмо, до которого мы дошли?

– Это немного не так работает.

– Ну так проясни, ты же гениальный гений! Вперед, мне-то уж сможешь растолковать.

– Теоретически, если мы построим ее, то сможем узнать наше будущее, основанное на настоящем. Но я не знаю, как ее построить. И не смотри так, словно я лукавлю, это сфера Бенджи, не моя. А я никогда не хотел зависеть от такого знания.

– «Лукавлю» – вспомнил же слово.

– Я понял, ты просто хочешь…

– Но ведь он использовал ее сразу после Отказа. Может быть, он, не знаю, рано или поздно появится или, наоборот, уже оказался в прошлом.