Остаток дня

Разумеется, в наши дни развелось немало охотников болтать о лорде Дарлингтоне всякие глупости, и у вас может сложиться впечатление, будто меня смущает или я стыжусь, что служил у его светлости, а потому и вел себя описанным образом. Так позвольте заверить, что это не имеет ровным счетом никакого отношения к истине. Подавляющая часть того, что приходится нынче слышать о его светлости, как ни верти, абсолютная чушь, порожденная полным незнанием фактов. Мне и вправду сдается, что странное мое поведение можно весьма убедительно объяснить нежеланием выслушивать о его светлости подобную чушь; иными словами, тем, что я в обоих случаях предпочел невинную ложь как простейший способ пощадить свои нервы. И чем больше я думаю о таком объяснении, тем убедительнее оно мне кажется. В наши дни меня действительно ничто так не раздражает, как то, что приходится снова и снова осквернять свой слух этой чушью. Позвольте сказать: лорд Дарлингтон был джентльменом столь великих моральных достоинств, что по сравнению с ним почти все, кто болтает о нем эту чушь, выглядят лилипутами, и я готов присягнуть, что его светлость оставался таким до конца. Ничто так не расходится с истиной, как предположение, будто я сожалею о службе у такого джентльмена. Более того, вы, конечно, поймете, что служить у его светлости в Дарлингтон-холле в те годы значило оказаться у самой ступицы колеса, приводящего в движение мир, о чем такой, как я, мог только мечтать. Службе у лорда Дарлингтона я отдал тридцать пять лет жизни и поэтому, конечно же, имею право утверждать, что все эти годы воистину и безусловно «служил в выдающемся доме». До сих пор, окидывая мысленным взглядом пройденный путь, самое полное удовлетворение я получаю от достигнутого мною в те годы; я этим горжусь и благодарю судьбу за то, что мне было дано сподобиться такой милости.

День третий – утро. Тонтон, Сомерсет

Ночь я провел в гостинице «Карета и кони», что недалеко от городка Тонтон в Сомерсете. Этот крытый соломой коттедж у самого края дороги выглядел весьма многообещающе, когда я подъехал к нему при последнем свете дня. Хозяин провел меня по деревянной лестнице в маленькую комнату, довольно скудно обставленную, однако вполне приличную, и осведомился, успел ли я пообедать. Я попросил принести в номер сандвич и оказался прав – он вполне успешно заменил мне ужин. Но с наступлением вечера стало как-то неуютно одному сидеть в комнате, и в конце концов я решил спуститься в бар на первый этаж отведать местного сидра.

Пять или шесть посетителей – судя по их внешнему виду, все так или иначе занятые в сельском хозяйстве, – сбились в кучу у стойки; кроме них, в баре никого не было. Я принял из рук хозяина большую кружку сидра и уселся за столик в стороне от стойки, дабы немного расслабиться и подвести итоги впечатлениям этого дня. Вскоре, однако, стало ясно, что мое появление взбудоражило местных и у них появилась потребность выказать гостеприимство. Всякий раз, как беседа у них прерывалась, то один, то другой украдкой косился в мою сторону, словно не решаясь ко мне обратиться. Наконец один из них громко спросил:

– Вы вроде ночуете здесь в верхней комнате, сэр?

Когда я подтвердил, что так и есть, говоривший с сомнением покачал головой и заметил:

– Не больно вы выспитесь там, наверху, сэр. Разве что вам по нраву придется, как старина Боб, – и он кивнул на хозяина, – будет за полночь возиться да греметь кружками. А не то хозяйка как начнет орать на него, еще солнце не встанет, так вас и разбудит.

Не слушая протестов хозяина, все громко захохотали.

– В самом деле? – откликнулся я, и тут мне пришло в голову – как неоднократно приходило в последнее время, когда мистер Фаррадей со мной заговаривал, – что от меня ждут находчивого ответа. Местные и вправду хранили вежливое молчание, ожидая, что я еще добавлю. Я напряг воображение и наконец заявил:

– Как я понимаю, местная разновидность петушиного крика.

Местные немного помолчали, видимо, думая, что я намерен развить эту мысль. Но увидев, что я сделал лукавую мину, рассмеялись, впрочем, немного натянуто. После чего вернулись к своей беседе, и больше мы не заговаривали, только чуть позже пожелали друг другу доброй ночи.

В ту минуту как этот остроумный ответ пришел мне в голову, я был им вполне доволен, и, должен признаться, меня слегка огорчило, что его приняли без особого энтузиазма. Огорчило в первую очередь потому, что за последние месяцы я потратил немало сил и времени на развитие навыка именно по этой части. Другими словами, я стремился включить этот навык в арсенал моего профессионального мастерства, с тем чтобы честно оправдать ожидания мистера Фаррадея касательно «подыгрывания».