Остаток ночи в её бокале

– Забудь, – повторила Чароита. – У меня тоже, в детстве. Я жутко боялась мать. Бегу из школы, и бормочу: «Господи, Господи», хотя была атеисткой, как все. Но так боялась, что крестилась инстинктивно, вот откуда у меня это? Старалась незаметно прошмыгнуть в квартиру и нырнуть под кровать. Раньше кровати были высокие, железные, с панцирной сеткой, на них – длинные покрывала, до самого полу. У меня там была норка. Там у меня книжки, лампа. Я лежала и читала тихонечко. Пока мама не хватится.

– А она не обнаруживала это убежище во время уборки, мытья пола?

– Нет. Уборку я сама делала. Одна из моих обязанностей. Рано утром, перед школой. И младший братишка на мне висел. А старшая сестра – семь лет разницы, она была отличница, умница, слишком серьёзная, мама за неё переживала, считала, что замуж не выйдет, что «синий чулок». Её хозяйством не обременяла. Носилась с ней, блузки ей шила с рюшечками и кружевами. А я ходила в чём придётся, а потом донашивала её вещи.

– Вот как. Да-а, – сказала Рита.

И снова глянула в окно. Ей показалось, что вода в пруду озябла, стала зыбкой и блёклой. Утки превратились в даты прошлого, смута этих дат разъедала душу. Но она тут же вытряхнула из памяти всё это, отвела взгляд от окна, посмотрела на свою спутницу – с персиковым лицом, полнотелую, уютную, на губах белый штрих кремового пирожного, – и улыбнулась. Потом они медленно дефилировали по аллеям. Налетел холодный ветер, стало зябко, вдруг небо потемнело, и пошёл крупный снег, пушистые снежинки, величиной с бабочку капустницу, густо и хаотично неслись вбок и вниз.

– Вот так в нашем климате, – прокомментировала Чароита, – снег в середине мая. Только что было лето, и вдруг – зима.

Она достала из большой своей сумки две мягкие толстые шали. В красную закуталась сама, а бирюзовую протянула Рите. Чароита всегда, в любую погоду набивала сумку шалями. Таскали их с собой даже в жару. Разные – тонкие хэбэшные и шёлковые, толстые шерстяные. Она их любила и периодически в них куталась.

Мимо них промчалась с криками упитанная утка, широко разевая клюв, за ней гнались три селезня. Вся кавалькада скрылась далеко на газоне.

– Смотри, какие гады, преследуют бедную уточку, – сказала Рита.

– Это она их так завлекает, – ответила Чароита. – Могла бы улететь, так нет, бежит, да ещё вопит азартно. Соревнования тут устроила, победителю – приз!

– Ха-ха-ха!

Народ попрятался в кофейни и под навесы торговых палаток – их было много. Лишь одна пожилая дама неспешно двигалась навстречу, в молодёжной курточке, в аккуратных брючках, в туфельках на небольших каблучках, мелкими шашками.

– Всегда ходит как Офелия по сцене, – сказала Чароита. – Моя знакомая. Я её так и прозвала – Офелия. Любительница мужчин. Своих ровесников, конечно. И санаториев. Там мужиков хватает. Видишь, идёт, глазками зыркает, ищет кавалера. А кавалеры все попрятались, ха-ха-ха!

– Неуютно стало, промозгло. Пойдём куда-нибудь.

И они направились в стеклянную кофейню на другой стороне пруда.

– А как твой сосед, этот, как его, Сашка? Всё достаёт тебя? – поинтересовалась Чароита.

– Не то слово! – воскликнула Рита. – Мало того, я стала за него беспокоиться. Девятого, мы ещё заранее решили в парке погулять, у нас же здесь праздник! А он вдруг исчез. Звоню ему, обзвонилась, и по домашнему, и по мобильнику – молчит. Что такое? Прорезался через три дня, говорит: накануне с друзьями встречался, они подарили ему канистру хорошего коньяка. Рано утром решил выпить рюмочку, вкусно, особый коньяк, качественный, выпил ещё, и понеслось. Когда очнулся – канистра пустая, на стене на гвоздике висит гимнастёрка деда (он её всегда с собой таскает везде, дед погиб на войне задолго до его рождения. Очень давно). Висит гимнастёрка, вся в слезах. Ну, ничего себе, представляешь, вылакал канистру коньяка, плакал. Гимнастёрка с орденами, я её видела, выцветшая такая вся.

– Лакал и плакал, – сказала Чароита.

Ку-ку, ку-ку, ку-ку… – раздалось где-то.

– Ничего себе, кукушка завелась в наших пенатах, – удивилась Чароита. – Это она мне года считает, сколько ещё жить осталось. Кошмар!

Рита вспомнила шутливый стишок, и продекламировала:

– Не кошмарь меня, кукушка,

Я весёлая старушка,

Всё кукуешь, вот прикол!

Мне сто первый год пошёл.

– Прикольно, но не про меня, – сказала Чароита. – Я весёлая нестарушка, и год мне пошёл не сто первый, а всего лишь восемьдесят пятый. Детский возраст, ха-ха-ха! А кто написал сии вирши?

– Да не про тебя, стих называется «Соседке». Автор Ольга Коренева, суперская такая писатель и поэт. Стихи у неё многие просто класс, и романы офигенные!

– Дашь почитать?

– Увы, она есть только в интернете. Её не издают.

– Почему?

– Политика государства. Издают всякий бред, чтоб народ окончательно отупел, опупел и полностью стал управляемым стадом. Что и происходит. А тех, кто способен думать, чувствовать и протестовать, убирают.

– Да, знаю. Вот поэтому, видимо, Сашка и плакал в гимнастёрку деда. Деда… Да-а. Он же воевал и погиб за другое государство.