Остаться до конца

Но это скорее было поводом, нежели причиной. Мало-помалу Люси стала понимать, что Слоник никогда и не собирался возвращаться в Англию. Он словно бы затаил неприязнь и к своей родине, и к соотечественникам, хотя если уж кому обижаться и роптать, так это Люси: много натерпелась она от мерзких офицерских жен, те не упускали случая унизить, подчеркнуть разницу (хоть и самую незначительную) в их положении, дескать, ты ниже меня, и слова возразить не имеешь права, да, именно не имеешь права; более того, Люси обязана была сносить все унижения, и даже не ради Слоника, а просто признавая как лестницу служебную, так и общественную. Без таких последовательных ступенек (обязанностей и прав) немыслимо общество вообще, даже индийцы это усвоили, а у англичан, на плечах которых покоилось бремя забот Индии, это вошло в плоть и кровь. Без англичан Индия едва не распалась. Не успели провозгласить независимость, как начались междоусобные распри, индийцы стали убивать друг друга, и Индия рассыпалась бы на мелкие княжества, не окажись у Маунтбеттена[9] поддержки в лице таких, как Неру — аристократа, выпускника Харроу, безукоризненного джентльмена. Да и армия поддержала его, почти все офицеры прошли выучку в Сандхерсте, и, конечно же, на них можно положиться. Все, что ныне есть в Индии культурного и благородного (вплоть до мелочей), несет отпечаток английского влияния. У полковника Менектары безукоризненное английское воспитание, равно как и у его жены. Хотя в стервозности она мало в чем уступает Милдред Лейтон. Люси утешалась, полагая, что и в этом — преемственность благородных английских традиций. Поскольку Люси и сама жена полковника (хотя и в отставке), и по праву могла на колкость ответить колкостью, то они с Куку Менектара понимали друг друга с полуслова.

Новая индийская армия оказалась достойна армии былой. В клубе офицеры непременно встанут, чтобы поздороваться, если дама замедлит шаг. С такой армией и с таким премьер-министром, как дочь Неру, стране не угрожает военный путч и диктатура генералов, что, к сожалению, случилось в Пакистане.

А разве можно вообразить, в каком бедственном положении находились крестьяне: невежественные, отчаявшиеся, но трудолюбивые, себе на уме и долготерпеливые. Такими их застали англичане — такими индийские крестьяне были, очевидно, со времен незапамятных. Ломать их уклад, традиции было бы неразумно, но англичане предоставили им все новейшие достижения техники. Индийцы более высоких сословий оказались весьма восприимчивы и с пользой для своей страны стали применять все новшества.

Люси частенько негодовала, вспоминая, как из-за недостаточно честолюбивого Слоника она сама так поздно добилась положения, к которому стремилась, о котором мечтала, то есть стала госпожой полковницей. Но не успел Слоник получить звание, как колониальная иерархическая лестница рухнула, а на новой среди индийского офицерства Слонику была уготована лишь временная и не ахти какая важная ступенька. Да и ее пришлось вскоре оставить: Слоник стал служащим фирмы, «шишкой на ровном месте», и Люси удовольствовалась кругом чиновничьих жен. Эта среда с каждым днем пугала ее все больше и больше, она столкнулась с людьми нового «среднего сословия», пронырами и ловкачами, продажными бюрократами, всеми правдами и неправдами рвущимися к наживе. О благополучии народа они не заботились, властью пользовались в корыстных целях. Стране же это шло только во вред, во всяком случае польза от такой деятельности была лишь дельцам-махинаторам. Так внутри новой иерархии образовалась еще одна, нижние ступеньки занимали миссис Булабой и ей подобные, а верхние — люди вроде Десаи, те, кто попали «из грязи да в князи», сказочно разбогатели, прочат свою дочь в жены министерскому сынку, а сам министр сколотил состояние, подторговывая своим служебным положением. Во всяком случае, так объяснял Слоник. Впрочем, многому ли из того, что говорит он, можно верить? «Ничему» — тут же прилетел ответ, точно невидимый крылатый гонец, годами дожидавшийся удобного случая, шепнув на ухо Люси, разрешил ее сомнения. Ничему. Нельзя верить ничему, что говорит или делает Слоник, потому что как в словах, так и в помыслах, и в делах он непоследователен. Несмотря на прямолинейность и задиристость, он утратил искренность. И потому верить ему больше нельзя. Нельзя с того дня, когда англичане покинули Индию, а они двое остались будто бы на время. И вот с тех пор Слоник стал меняться.

Люси снова надела очки и сказала вслух: «Сегодня думать об этом не буду, отложу на завтра». Но отвлечься и перенестись мысленно в другие места и эпохи сегодня не удавалось. Горы Панкота — не холм Тара[10], и в «Сторожке» обитают, увы, не короли.

Люси никак не могла сосредоточиться: то она думала о письме Сары (уже пора отвечать), то о переменах в характере Слоника, которые так ей докучали.

Свой ответ она начнет с «Дорогой Сары!».

В это время Слоник громко крякнул, в очередной раз изобличая ныне покойного автора «Краткой истории Панкота».