Я чуть осмотрелся. На меня смотрели парнишки, стоящие у столов неподалёку, смотрели странно. С подозрением и удивлением как-бы. У каждого из них была небритая щетина, кажется, трёхдневной давности. В основном, тут были либо такие бомжеватого вида люди, либо отбитые рейнджеры с пушками наперевес, либо ассасины с лезвиями и клинками.
Пройдя к столам чуть дальше первой стойки, я уселся, скрыв лицо ладонью, на один из стульев у единственного свободного в зале стола.
Вы снова явно недоумеваете, что это, собственно, за место. Скажем так: здесь чалятся одновременно похожие и одновременно с этим отличающиеся от меня люди. Да, все здесь являются наёмными всадниками рукотворной смерти. Все здесь убивали, продолжают убивать и будут продолжать убивать. Отличаюсь от всех их я лишь одним: эти люди убивают ради наживы, а я ради своей жизни. Для меня это не работа, а причина жить.
Я привязал свой взор к худенькому мужику, что подходил к синтезатору, стоящему на небольшой сцене в углу. Хромая, он ковылял к сидению рядом с инструментом. Я исподлобья глянул на намечающийся концерт. Мужичок сел, прохрустел пальцами, замком вытянув их от себя и начал гвоздить пальцами по клавишам. Яркие и звонкие мелодии начали заглушать песни из колонок; все глянули ненадолго на мужика и начали снова танцевать и ликовать, будто так и должно быть.