Остаться таким же

Я тут же достал бумажку, где все записал, положил ее в лоток под окошком, туда же я положил пачку денег. Там было все то, что я накопил за последний месяц.

– Положите эти деньги на этот счет, пожалуйста.

Женщина взяла все из лотка, стала вписывать данные с бумажки в компьютер, пересчитала деньги и спросила:

– Все перечислять?

– Да, – ответил я, чувствуя, как на моем лице появляется улыбка.

Каждый раз, когда я делаю это, счастье внутри меня не становится меньше. Оно лишь растет. Наверно, это единственная вещь на планете, от которой со временем получаешь больше и больше удовольствия. И вот сейчас женщина, увидев мою улыбку, невольно улыбнулась мне в ответ. Хотя я почти уверен, что в мыслях у нее мелькнуло: "Что это с ним? Может, больной?"

– Тут просят указать имя и фамилию, – сказала она.

– Нет, не надо. Оставьте эти графы пустыми.

– Значит, анонимно?

– Анонимно, – я все еще улыбался.

Итак, я сделал это снова, у меня в кармане лежал очередной шанс, которым я намерен воспользоваться в этот раз. Я оглянулся, подмигнул зданию банка, в котором только что был, и пошел прочь. Уже тогда, утром, этот день был не таким уж и плохим, но потом он стал в тысячу раз лучше.

В воздухе витали ароматы удачи, словно сама Фортуна прошлась тут, по улицам города, разбрызгивая по углам свои духи.

До вечера оставалось еще много времени, а это значит, что я мог успеть кое-что сделать. Ближе к обеду я прибыл на место, там уже стояло человек двадцать. Все они столпились вокруг маленького фургона, у которого задняя дверь кузова была поднята. Под этой "крышей" стояли мои давние знакомые Джон Уэсли и Кейт О'Тара. Как всегда, на голове у Кейт красовалась косичка, которую она сама и соорудила.

Когда я подходил, она протягивала теплую миску с супом и куском хлеба очередному мужчине. Ах, вспомнил! Это же был Олег Таркович, бывший русский профессор литературы, если, конечно, профессора бывают бывшими. Я много с ним беседовал, он рассказывал интересные вещи, особенно мне было любопытно слушать, как он попал к нам в Америку. Я не буду пересказывать эту историю. Самое важное, что его знания не пригодились больше никому в его родной стране, тогда он перебрался сюда, потратив последние деньги на билеты. К несчастью, тут его никто не ждал, и он остался совсем один на улице.

– Дуглас! Добр-р-рый день! – как всегда встретил меня старый добрый Винсенто Бенольди. Старый итальянец, которого тоже выбросила на улицу родная страна.

– Чао! Как дела, дружище? – спросил я, подходя к столу и протягивая руку Джону.

– Все в порядке, амико, все в полном порядке, если не считать, что я бездомный, – итальянец усмехнулся.

– Зато вы свободны, амико мио, – подбодрил его Джон.

– Как тут у вас? – спросил я, надевая фартук.

– Ты вовремя подоспел, как раз к пику.

– Вот и отлично, – ответил я Джону.

– Кейт! Как твоя малышка?

– Уже неплохо, Дуглас. Сегодня утром она не кашляла, идет на поправку, хотя врач сказал, что нужно продлить курс антибиотиков, – Кейт мешала суп в огромной кастрюле.

– Ничего, она скоро выздоровеет, вот увидишь. Я в детстве тоже переболел этой заразой. Ох, помню, как же я мучился, весь был в проклятых волдырях, температура поднялась, помню, жуткая, но зато теперь я в безопасности.

– Дай Бог, чтобы все вышло хорошо, – ответила Кейт.

– Так и будет, Кейт, – сказал ей Джон, нарезая хлеб. – Дуг, будь добр, притащи соль, она в конце фургона.

И я притащил. И весь день до самого вечера я носил соль, нарезал овощи, мешал суп в огромной кастрюле, подавал миски бездомным, беседовал с ними.

Я не могу назвать это своей работой, потому что люди обычно под словом "работа" понимают что-то трудное и неприятное, а я, как говорит молодежь, ловил кайф от процесса. Все эти люди, которых мы кормим, для прочих – вонючие бомжи. А для нас это просто несчастные, невезучие, те, кого жизнь выбросила за борт.

Вы только не подумайте, что я такого высокого мнения о себе. Мол, вот я какой милостивый, ангел во плоти. Вовсе нет, я такой же человек, которому когда-то точно так же были неприятны бездомные. От них и правда жутко воняет, этого не скроешь, но за этой вонью почти всегда скрывается душа, полная всего самого светлого, раненная зачастую ужасными случайностями этой беспощадной жизни. Они помогают мне стать лучше.

А началось все довольно давно, когда я был юным сопляком и ничего не смыслил в жизни. Помню, я тогда любил болтать всякую чушь про милосердие и доброту, а сам шел вечером в клуб, танцевал там до утра, развлекался с прекрасными дамами и даже частенько выпивал. Когда я выходил из клуба в компании какой-нибудь глупой до безобразия девушки, а иногда и не одной, я видел на углу бездомного и мог ему крикнуть: «Эй, как жизнь? Удалась? Ха-ха!» Боже, каким же имбецилом я был. Впрочем, лет через десять я могу подумать то же самое про себя нынешнего, верно?