Мне вспомнился день, когда я поехала на свой двухсотый благотворительный концерт в Общественную палату Российской Федерации — для детишек, неизлечимо больных редкими заболеваниями. Организаторы мне объяснили, что это те, кто уже никогда не выздоровеет. У каждого из них не было шанса. Тогда я первый раз взяла с собой мужа, чтобы он вблизи посмотрел и другую часть моей сложной работы. Не там, где большая сцена или подиум, вспышки фотокамер и блеск софитов, а там, где распахнутые глаза надежды, сотни маленьких глаз, которые смотрят на Тебя, такую красивую и здоровую, и как бы спрашивают взглядом: «Ведь правда всё будет хорошо?»… Я пела для них, подбадривала, мы играли, фотографировались. И потом уже, когда я зашла в лифт, который вёз меня оттуда, — я увидела потерянный взгляд мужа. Я тоже была потеряна. Сердце разрывалось на кусочки, и я понимала, что в следующий приезд я уже многих из них не застану в живых. Как им выжить? Как их родителям с этим жить?.. В холле стояла огромная красивая новогодняя ёлка. И я не предполагала, что ровно через год, глядя на новогодние игрушки, я буду задавать тот же самый вопрос — КАК жить? — только… САМОЙ СЕБЕ. И уже тогда в лифте, в ту самую секунду — оказывается, я уже была тяжело больна и даже не догадывалась об этом.
Я отошла от окна. Вытерла слёзы. Хлопнула себя по щекам. Собраться! Окинула взглядом свою одежду. Вытащила из гардероба свои новые чёрные кожаные брючки. Я ещё ни разу не успела их надеть. Положила на видное место. Когда я вернусь из больницы (а я обязательно вернусь!) — я их обязательно надену! Рядом поставила красивые туфли на высоченном каблуке. Именно такие! Они потом мне тоже пригодятся. И сумка! Белая красивая сумка, которую мне подарил на прошедший день рождения муж, — она будет тоже меня ждать. Мой настрой был, как у танка. Ни шагу назад и только вперёд, в полыхающее зарево военной неизвестности. Инстинктивно я осознавала, что в такой смертельной ситуации — именно в такой — нужны хоть какие-нибудь «планы». Да. Даже такие. Даже если понимаешь, что, скорее всего, живой Ты уже не вернёшься. Именно сейчас. Именно здесь и сейчас мне нужно было вдолбить себе в голову, именно вдолбить, что всё это ещё мне будет нужно. Знала ли я тогда, что влезть в те самые брючки мне не будет давать потом огромнейший отёк лимфы на моём животе, сильнейшая боль обширной раневой поверхности. А мои руки, исколотые и израненные иглами и с сожжёнными венами не в состоянии будут поднять даже эту белую сумку…
Но какой бы страшной ни была Ваша ситуация — всегда, всегда (!) нужно иметь планы. Маленькие или большие. Простые или сложные. Они обязаны быть! Я ещё не раз буду возвращаться к этой теме. И этот приём не раз служил для меня «бензином» или «маленьким фонариком» в этой обрушившейся глобальной и беспросветной тьме. Я задыхалась от безысходности, осознавая, насколько всё фатально. Но какой-то очень маленький и очень хрупкий голос изнутри пытался до меня докричаться, что обязательно нужно драться и царапаться, даже если понимаешь, что подавляющее большинство людей в таких обстоятельствах и при таком диагнозе уже начинают покорно ползти на кладбище, накрывшись белой простынёй. Я чётко отдавала себе отчёт, что это точно не мой стиль. Да и простыня мне подойдёт только на подиуме! Я рванула в комнату, где стоял ксерокс, и стала готовить кучу медицинских документов от недавно прошедшей первой диагностической операции, которые нам пригодятся. На случай, если в больнице кто-то что-то потеряет, — чтобы всегда были копии! Ксерокс отрубился, и я бегала ксерить в супермаркет на другом принтере. Я подготовила ещё другую стопку листов бумаги А4, на которых крупным жирным шрифтом писала все названия препаратов, на которые у меня точно непереносимость, чтобы эти листы были везде на глазах у медперсонала — в карте, на посту, возле моей кровати и т. д, чтобы по ошибке, когда я буду без сознания, никто ничего «такого» не мог мне кольнуть. Я выписала для мамы все телефоны — кому и куда она может позвонить по разным обстоятельствам, а также разослала телефон моей мамы нескольким своим знакомым, чтобы они могли узнавать у неё информацию обо мне. Я готовила окопы. Патронов у меня не было… Было только дикое желание остаться живой.