Она махнула рукой, мол, что безнадежному объяснять, и пепел с сигареты упал на пол, на плотный ковролин.
— На этом и браки держатся, дурилка картонная. На двух-трех счастливых днях. А дальше — десятилетия кошмара, в которых нет ничего хорошего, кроме воспоминаний о тех трех днях. Как у моих папиков. У них кроме дачи и хорошей памяти ничего не осталось. И за тридцать два года семейной жизни если у них был счастливый месяц — то это рекорд. А мы с тобой и женаты-то не были…
Она усмехнулась и, прищурившись, глянула на него, сквозь клубящийся дым.
— И это хорошо.
— Да, — согласился Пименов. — Нам, по крайней мере, не за что друг друга ненавидеть.
— Ну, это у нас еще в будущем, — рассмеялась Изотова и, внезапно насторожившись, прислушалась.
Сквозь равномерный шум волн, набегающих на прибрежную гальку, и плеск воды у бортов «Тайны» пробивалось равномерное бормотание работающих судовых двигателей.
Когда Пименов, нацепив шорты, торопливо поднялся на палубу, пограничный катер стоял в полста метрах от места их якорной стоянки и с его борта уже спускали «надувнушку».
— Что им надо? — спросила Ленка испуганно, прижимаясь к спине Губатого горячими грудями, и он понял, что Изотова выскочила на палубу не одеваясь, в костюме Евы.
На скуле выкрашенного в серо-стальной цвет «погранца» красовались цифры 352, а прыгавший в лодку человек в форме приветственно помахал в их сторону рукой.
— Воспоминания, говоришь, нравятся? — сказал Пименов. — Тогда готовься к следующему туру. Володю Кущенко из 10-в помнишь? Вот — Вова Кущ. Собственной персоной. На персональном судне «Вездесущий», которое здешние контрабандисты кличут «Кровососущий». Догадаешься, почему, или объяснить?
— Так чего уж тут, — отозвалась Изотова. — Догадаюсь.
— Я бы на твоем месте пошел, оделся. А то встреча может получиться чрезмерно теплой.
— Да ну? — деланно удивилась Ленка. — Так считаешь?
С берега донесся крик, слов было не разобрать, но слышен голос Ельцова был отчетливо, громко.
— Эгей! — снова закричал Олег, и Пименов, повернувшись, увидел, что тот стоит в полосе прибоя, по колено в волнах, и машет в их сторону руками, как сигнальщик на мачте эсминца.
— Ну вот, мы очухались, — сказал Губатый, — и если ты сомневаешься, то могу тебя уверить, что наше выступление твой Кузя слышал в подробностях. Если не спал. А я думаю, что он не спал.
— Тем лучше, — Изотова, уже начавшая спускаться по лестнице, оглянулась и подмигнула. — Терпеть не могу прятаться. А для тебя это проблема?
— Наша проблема отваливает от «Кровососущего», — взревел лодочный мотор и «резинка» запрыгала по волне в их направлении. — Что-что, а нюх у Куща, как у охотничьей собаки, так что готовься изображать радость внезапной встречи. Легенду помнишь?
— А как же!
— За Ельцовым надо будет слетать.
— Так его укачает снова!
— Я на это и рассчитываю, — сказал Пименов. — Он будет нашим тайным биологическим оружием. Кущ страшно жаден и страшно брезглив. Об этом легенды ходят в порту. Сечешь фишку?
— Да вроде…
Изотова выскочила наверх в той же самой куцей футболке. Слово одеться она понимала достаточно своеобразно.
— Я в трусах, — фыркнула она возмущенно, заметив косой взгляд Губатого. — Что ж мне, шубу надеть?
— Один плюс в этом визите есть, — резонно заметил Пименов, расплываясь в широкой улыбке навстречу подъезжающему Кущу. — У Вовочки всегда можно разжиться контрабандными сигаретами.
— И спиртным? — спросила Ленка.
— И спиртным.
— И еще чем?
— Оружием, например.
Изотова улыбнулась краем рта.
— Ты что, серьезно, что ль? Кущ у нас теперь оружием торгует?
— Ой, Ленка, — проговорил тихонько, не снимая с лица идиотски-радушного выражения, Пименов, — он у нас теперь всем торгует, включая Родину, место у него такое — обязывает! Когда он заговорит — не смей смеяться! Неприятностей не оберешься.
И когда «резинка» приблизилась вплотную к низкой корме «Тайны», сказал уже громко:
— Привет доблестным пограничникам!
— И вам привет! — отозвался Кущ.
Несмотря на то, что Кущенко был невысок и широк в талии настолько, что силуэтом походил на Губку Боба — Короткие Штаны, с таким голосом он бы вполне мог петь кастратом в папском хоре.