Остаться в живых. Психология поведения в экстремальных ситуациях

За ужином Лайл, Бернел и Билл сели вместе. Шестьдесят байкеров шумели, ели и пили. Сначала Билл поклялся, что никогда в жизни не сядет на мотоцикл, но потом заметил: «Нет, давайте не будем принимать никаких решений на ночь глядя. Так у нас в семье не принято». Во время еды Лайл постоянно клал руку на плечо отца и спрашивал его: «Пап, у тебя все в порядке?» Билл кивал и говорил, что все нормально. Он хорошо поел: курицы, бобов, плоских маисовых лепешек с острым соусом; потом они с Бернел встали и сказали, что решили лечь пораньше. Билл пожелал сыну спокойной ночи, наклонился и поцеловал в щеку. Мы с Лайлом не спешили выходить из-за стола. Лайл сворачивал лепешки и ел их с сахаром, который обильно белой струей сыпал из сахарницы-шейкера.

На следующее утро Билл был готов тронуться в путь. Следующие два дня мы с ним, соревнуясь за последнее место, ехали замыкающими в колонне через козьи тропы и смытый с холмов песок. Лайл ехал быстро, а мы медленно. Мы с Билом еще один раз потерялись — во время бури с сильным ветром застряли на ферме по выращиванию помидоров с почвой из тихоокеанского песка. Потом самостоятельно вышли на трассу. На тех гонках многие падали, но ни я, ни Билл, ни Лайл ни разу не упали. Дэвид Боули сломал вилку передней оси, чтобы не убить упавшего перед ним на дороге мотоциклиста, который дал слишком высокие обороты.

Однажды в середине дня мы выехали на дно пересохшего озера, твердая и ровная поверхность которого была словно залита бетоном, присыпанным сахарной пудрой щелочной пыли. Все могли ехать так быстро, как им заблагорассудится, и мотоциклисты понеслись в клубах пыли, поднявшейся от земли до небес. Даже Билл обогнал меня, и я оказался в самом конце, потеряв всех из виду. Но постепенно я набрался смелости и решил догнать товарищей. Стрелка спидометра дошла до ста шестидесяти, потом до ста семидесяти километров в час. На твердом дне озера не было видно следов шин, поэтому я слабо представлял, в какую сторону все двинули. Вдалеке я увидел столб пыли, который поднимала наша колонна, и повернул в ту сторону.

Облако пыли приближалось и росло. Вместе с ним росла и моя уверенность. Я решил дать полный газ и больше не смотреть на спидометр, чтобы не испугаться. Облако пыли стало огромным. Я начал представлять себе, что вот-вот подъеду к группе людей на зеленых мотоциклах и, может быть, даже обгоню Билла. Неожиданно из облака пыли прямо на меня вылетел набитый мексиканцами побитый автобус Volkswagen. В последнюю секунду перед столкновением я успел свернуть в сторону, потерял управление мотоциклом и забуксовал в песке. Автобус пронесся мимо в клубах пыли. Я едва избежал смерти.

На третий день путешествия мы мчались по покрытой сухим илом дороге, которая постепенно поднималась в горы над тем самым пересохшим озером. Сильный ветер разносил пыль по всей долине, закрывая вершины. Я ехал так быстро, насколько мне позволяла смелость, причем я чувствовал, как заднее колесо подпрыгивало и скользило, словно пытаясь вырваться из-под меня. Неожиданно вся природа: острые камни, линия горизонта, щелочное озеро, ветер и синее небо над головой — сложилась в одну единую картину. Я слился с ландшафтом и движением. Начал видеть следы, которые ветер оставил на песке и на камнях, и понял, что всем этим я обязан самому простейшему механизму — колесу. Когда колесо не движется, оно представляет собой лишь собранное человеческими руками приспособление из спиц, резины, обода и гаек — приспособление немыслимое и неправдоподобное, как саксофон. Но когда колесо крутится, оно превращается в драгоценность, которой нет цены, в единство сверкающих деталей, в произведение искусства, созданное высшими силами, которое дыхание воздуха оживляет точно так же, как оживляет саксофон, на котором играет музыкант.

Изменилась и земля, по которой мы мчались, — она стала мягкой, как ангорская шерсть, и мы едва касались ее. Но если я сбавлял скорость, то легкое покрывавшее землю одеяло начинало щетиниться острыми осколками камня и мелкого песка и снова превращалось в суровую безжизненную реальность пересохшего озера. Вот туда-то и был риск упасть. Езда на мотоцикле дает сверхъестественное ощущение полета, это раскручивание кармического колеса, чтобы подняться к ангелам из ада временной плоти. Падение — это возвращение в нижний мир. Значит, все мы — падшие ангелы. Байкеры давно это поняли, недаром они с сороковых годов прошлого века называют себя «ангелами ада».

Глава 6 Парадокс кучи