Оставь окно открытым

Что-то теплое скользнуло по его носу, пощекотало правую ноздрю.

Иван Христофорович чихнул, приоткрыл глаза и увидел маленького человечка. Человечек сидел на хрустальной чернильнице и слабо-слабо светился.

— Очень мило, — сказал профессор. — Хотел бы я знать только одно: кто вы такой?

— Я — солнечный луч, — серьезно ответил маленький человечек.

— Очаровательно, — лукаво улыбнулся профессор. — Какой, однако мне снится очаровательный сон.

— Ну, сон так сон, — безнадежно махнул рукой человечек. — Некогда мне сейчас доказывать-разъяснять-убеждать-уговаривать…

— Боюсь только, моя супруга Зоя Никандровна мне не поверит, — вдруг опечалился старый профессор и удрученно покачал головой.

Дело в том, что профессор очень любил по утрам рассказывать Зое Никандровне свои сны.

Зоя Никандровна иногда верила, а иногда нет, чем очень огорчала старого профессора.

— По-моему, ты тут немного того… прифантазировал… снисходительно говорила Зоя Никандровна и при этом удивительно обидно шевелила пальцами правой руки. — Уж слишком логично. Что-то на сон не похоже.

— Только бы не проснуться раньше времени! Только бы этот человечек не исчез, — озабоченно проговорил профессор и улыбнулся довольной улыбкой. — Такое мне никогда еще не снилось. Это что-то новенькое…

— Нечего сказать, новенькое… Пожалуй, старее не придумаешь. Ну, да ладно уж… — недовольно буркнул человечек.

— Однако, какая странность, — засомневался профессор Иван Христофорович. — Обычно, когда человек видит сон, он не отдает себе отчета, что он видит сон. Тем более странно, если человек во сне обдумывает, как он будет рассказывать этот сон, когда проснется. Может быть, это все-таки не сон?

— Да сон это, обыкновенный сон! — нетерпеливо воскликнул человечек и весь даже покраснел от досады. — Вот несчастье! Теперь его надо убеждать, что я ему снюсь. Уверен, что никогда ни один солнечный луч не попадал в такое глупое положение! Лучше скажи: ты умеешь писать во сне?

— О, конечно! — улыбнулся профессор счастливой улыбкой. — Мне еще с юных лет постоянно снится один и тот же сон. Что я пишу контрольную по математике и не могу решить ни одной задачи. Ах, эти двойки во сне! Сколько в них от моей юности!..

Человечек вдруг застенчиво улыбнулся.

— Тогда напиши мне, пожалуйста, вот на этом листе бумаги. Но чтобы закорючки, я хочу сказать — буковки, были покрупнее. Ты напишешь, а я запомню. Я такой запоминательный.

— Хорошо, — сказал профессор и приготовился писать. — Ну-с!

Человечек на минуту задумался.

— Напиши так: «И не топите обаятельных»… Нет, лучше так: «И не топите благородных, милых собак».

— Прелестно! — восхитился профессор. — «И не топите благородных, милых собак». Это так нелогично. Такое может только во сне привидеться. Уж в жизни это никак не может случиться. Тут уж Зоя Никандровна при всем желании не сможет придраться. Не скажет, что я немного того… прифантазировал…

Профессор написал крупными буквами то, что попросил его маленький человечек.

После этого он с блаженной улыбкой откинулся в кресле и закрыл глаза.

Прошло совсем немного времени, и его нос снова стал насвистывать нечто, слегка напоминающее старинный вальс…

А между тем по отдаленной глухой улочке шел Взялииобидели и вел за собой Пуделя, обвязав его шею толстой жесткой веревкой.

Он обогнул строящийся дом. Ему показалось, что высоченный подъемный кран поглядел на него сверху вниз с угрозой и неодобрением.

Взялииобидели втянул голову в плечи, убыстрил шаги и вышел на площадь.

Сердце его нетерпеливо сжалось. На той стороне площади виднелись ворота в парк, круглые головы лип.

И вдруг он замер, как вкопанный. Пальцы его скрючились, ногти впились в ладонь. Он вздрогнул, попятился, ногой отталкивая Пуделя.

Над новым домом высоко вознесся в небо сияющий неоновый самолет.

Под ним мерцали нарядные голубые буквы:

ПОЛЬЗУЙТЕСЬ УСЛУГАМИ АЭРОФЛОТА

А под ними, еле заметные, приплясывали тоненькие, как паутинка, желтые буковки:

И НЕ ТОПИТЕ БЛАГОРОДНЫХ, МИЛЫХ СОБАК

На площади толпились люди. Слышался взволнованный лай собак.

Горько плакала маленькая девочка, отчаянно прижимая к себе гладкую коричневую таксу.

Длинная такса растянулась. Передние лапы она положила девочке на плечи, а задние лапы стояли на асфальте.

— Да никто ее не утопит. Пожалуйста, не бойся! Никто ее не утопит! — успокаивали девочку стоявшие вокруг люди.

Девочка подняла круглые карие глаза, полные слез. Они были похожи на блюдца с крепким чаем.

— Вы не знаете… Она как раз такая милая и благородная! — всхлипнула девочка.

Взялииобидели в растерянности топтался на углу, не решаясь пересечь площадь. На него и на несчастного Пуделя уже начали подозрительно поглядывать.

— Извините, гражданин… — сказал высокий широкоплечий мужчина, направляясь к нему.

— Такси! Такси! — отчаянно закричал Взялииобидели, увидев зеленый огонек, медленно выезжающий из переулка.