– Видел лишь разок и издали, когда с крыльца речь говорил. Росту не скажу чтоб большого, худой, картуз надвинут по самые брови.
Вошедший в спальню Селиван удивился:
– Зачем атамана разглядывать, чай не молодуха, детей с ним не крестить. Не любит глаза собой мозолить, поэтому как сильно умный и хитрый, иначе нас давно взяли бы тепленькими прямо в постелях.
– Бывает, что хитрость равносильна трусости, – заметил Магура.
Селиван обиделся:
– В чем-чем, а в трусости атамана не обвинить. Живет с оглядкой, нас учит рты не раскрывать, ворон в небе не считать, быть бдительными. Вот у Однорукого прежде под началом была почти сотня пеших и на конях, теперь осталась половина, одни ружья побросали, по домам разбежались, другие подранены.
Магура увидел, что парень отвернулся к стене и вышел с Селиваном из куреня.
– Давно в отряде?
Селиван принялся колоть для розжига самовара щепу, не прекращая работать топором, ответил:
– Как кликнул Червонный, сразу в отряд записался, хотя давно нестроевой.
– И как живется?
– Не тужим. Без советской власти вольготно, потому как никто не отбирает потом взращенный хлебушек, не уводит парней в ихнюю армию. В отряде не только зажиточные, домовитые, но и не имеющие надела, коровы с конем, не говоря про всякую живность, таких неимущих одариваем телком, жеребенком, помогаем с зерном, деньжатами. Для меня главное – сохранить в целости казачью вольность, прижать к ногтю тех, кто норовит отобрать нажитое, не отдать супостатам полученные верной службой царю-батюшке привилегии. Не даем советской власти передых, не позволяем душить налогом, продразверсткой, подчистую забирать хлеб, мясо, другие продукты. Всяких агитаторов, кто мутит мозги сказками о социализме, свободе, пускаем в расход. Знаем, что не ровен час, нагрянут регулярные части, и постоянно начеку.
– При этом ведете себя беззаботно, – уколол Магура. – Хутор не охраняется, не увидел ни одного поста.
– Чоновцы боятся из станицы высунуть нос. А городу не до нас, дел невпроворот, борются с разрухой, тифом, голодом, концы с концами не сводят, – старик отложил топор, косо взглянул на квартиранта: – Вы вот не побоялись к нам прийти, выходит, тоже не страшитесь чоновцев.
– Приехал сюда от безысходности, иначе надолго остался бы под запором за решеткой. А тут многое удивляет, к примеру, провокация на дороге, игра в тайну атамана. Даже Григорий не знает, где он, какой с виду.
Селиван потер переносицу, почесал поясницу.
– На кой ляд Гришке это знать? Червонный не прячется, а бережется, что совсем иной коленкор. На рожон не лезет. Отряд начался с десятка, вскоре нас будет за тысячу, вчера еще трое записались.
– Дезертиры и увиливающие от закона?
Вопрос не понравился Селивану, старик не скрыл это:
– Напрасно стрижете всех под одну гребенку, дегтем мажете. Разный в отряде народец, дак и судьбинушки у всех разные, ни одна на другие не похожа.
С наступлением сумерек жара спала, люди и земля смогли передохнуть.
Магура сидел на плохо прибитой ступеньке крыльца, листал найденный в курене старый номер журнала «Солнце России» с рядом портретов сановников, защитников Порт-Артура, фотографий полетов биплана и размышлял о проведенном в хуторе дне: «Худо, что не удалось разузнать, где базируется костяк банды, не говоря о местопребывании Червонного, стану надеяться, что разведаю позже… Почему Нетребин отказался представить атаману, отложил знакомство на потом, когда, по его утверждению, военспец крайне необходим? Желают еще раз проверить мою благонадежность, устроить новые провокации? В воскресенье в станицу прибудет Калинкин, а мне нечего передать с ним Шалагину, не собрал пока никаких разведданных…»
Сумерки сгущались, в небе проявился рогатый месяц.
За спиной чекиста кашлянул Селиван.
– Свояк изволил посетить. Проживает неподалеку, мы, почитай, соседи, а видимся нечасто, от случая к случаю, – старик держал бутыль с мутной жидкостью. – Составьте компанию, поддержите застолье, не побрезгуйте угощением. Первач сварен Афонихой, а она наипервейшая у нас самогонщица, ее пойло легко пьется, от него голова не болит.
Хозяин куреня привел к навесу среди будыльев подсолнуха, где за вбитым в землю колченогим столом горбился родственник, в полумраке его лицо с обострившимися скулами просматривалось плохо.
Селиван водрузил на стол бутылку, принес тарелки с курятиной, миску помидоров, огурцов.
– Не обессудьте, чем богаты. Это, стало быть, гость из города, – Селиван кивнул на Магуру. – А это, прошу знакомиться, мой сродственник, правда, далекий, в германскую в лейб-гвардии атаманском полку службу нес, на что Червонный мудрый, а не гнушается подчас с ним советоваться по разным делам.
Магура поднял рюмку, то же самое сделали свояк с Селиваном.
– Закусывайте, – старик услужливо пододвинул чекисту тарелку. – Куренок утром еще по двору бегал. Хотел сальца нарезать, потом передумал – после пекла жирное в рот не идет, – Селиван подсел к Магуре. – Намедни сказывали, что многое у нас не нравится, так?