Оставленные

– А Хетти говорила тебе что-нибудь о том, как она относится к Богу?

Рейфорд попытался вспомнить.

– А знаешь, кажется, что она что-то говорила, что-то в поддержку, а может быть, даже и с симпатией о твоей маме.

– В этом есть смысл. Даже если у нее и было намерение встать между вами, она пыталась убедить себя в том, что это не она вбила клин между тобой и мамой, а ты сам.

– Как это?

– Я говорю все это предположительно. Я это к тому, что тебе не следует ожидать, чтобы человек, который даже не получил церковного воспитания, придет в восторг от разговоров о небесах, Боге и тому подобных вещах. Мне трудно говорить об этом, ведь я люблю тебя и знаю, что для тебя это самое важное в жизни. Ты не должен предполагать, что представляешь для нее сейчас интерес, особенно если это оказывается чем-то вроде утешительного приза.

– Приза за что?

– За потерю твоего увлечения.

– Но теперь мое отношение к ней более чистое, более искреннее!

– Это для тебя. А для нее это гораздо менее привлекательно, чем обладание человеком, который ее любит и живет для нее.

– Но именно это даст ей Бог.

– Для тебя это звучит как реальное благо. Но увергю тебя, папа, это совсем не то, что она хотела бы услышать от тебя сейчас.

– Так что же делать, если она все-таки появится? Мне не следует говорить с ней об этом?

– Я не знаю. Если она придет, это может означать, что она по-прежнему надеется, что у нее еще есть шансы. А на самом деле они еще имеются?

– Нет!

– Тогда тебе следует дать ей это понять. Но не делай этого слишком явно. И не пытайся при этом убеждать ее…

– Перестань говорить о моей вере, как будто я навязываю ее людям.

– Прости. Просто я пытаюсь увидеть, как это будет воспринято ею.

Теперь Рейфорд уже совершенно не представлял, что сказать Хетти, что ему с ней делать? В его душу проник наконец-то страх, что дочь права, и вместе с тем он получил намек на то, происходит в душе Хлои. Брюс Барнс как-то сказал ему, что большинство людей не видят и не слышат истину до тех пор, пока сами не обретут ее. Тогда им становится понятно все, что происходит в мире. Каким же образом ему убеждать людей? Этот вопрос отчетливо встал перед ним.

Бак около одиннадцати вошел в клуб, Хетти поспешила ему навстречу. Его надежды тотчас рассеялись, как только она открыла рот:

– Так есть возможность увидеться с Карпатиу?

После того как Бак пообещал было представить ее Николае, он ничего не сделал для этого. Теперь, наслушавшись восторгов Стива о величии Карпатиу, он подумал, что просить его о возможности представить ему одну из поклонниц неуместно. Он позвонил Розенцвейгу:

– Док, это, конечно, ерунда, и вы можете отказать, потому что он страшно занят. Я знаю, что у него масса дел, поэтому ему не обязательно принимать эту девушку.

– Это девушка?

– Ну, молодая женщина. Она стюардесса.

– Вы хотите, чтобы он принял стюардессу? Бак не знал, что сказать. Реакция была именно такой,

какой он опасался. Мучаясь переживаниями, он услышал,

как Розенцвейг вызывает Карпатиу.

– Док, не надо, не зовите его! – решился наконец Бак. Но Розенцвейг вернулся к телефону и изрек:

– Николае сказал, что ваши друзья – это его друзья. У него есть несколько минут, но только несколько. Давайте прямо сейчас.

Бак и Хетти поспешно отправились к "Плаза" на такси. Бак чувствовал себя чрезвычайно неловко и ожидал еще худшего. Какой бы ни была его репутация у Карпатиу и Розенцвейга как международного журналиста, теперь он навсегда ее испортил. Теперь на него будут смотреть как на прилипалу, который будет приводить к Карпатиу всякого рода поклонниц.

Бак не скрывал своего неудовольствия, в лифте он раздраженно буркнул:

– У него в самом деле всего секунда времени, так что нам не следует там задерживаться.

Хетти пристально посмотрела на него:

– Я умею общаться с VIP, – сказала она. – Мне приходится часто обслуживать их во время полетов.

– Не сомневаюсь.

– Если я доставлчю вам беспокойство…

– Вовсе нет, Хетти.

– Если вы считаете, что я не умею вести себя…

– Извините, но я должен думать о его расписании.

– Но теперь нас включили в его график? Он вздохнул:

– Наверное, да.

"Ну почему, почему я все время ухитряюсь впутаться в какую-нибудь такую историю?" – думал Бак.

В холле Хетти остановилась у зеркала и поправила макияж. Телохранитель открыл дверь, приветствовал Бака и осмотрел Хетти с головы до ног. Она не обратила на него внимания, разыскивая взглядом Карпатиу. Доктор Розенцвейг вышел из кабинета.

– Камерон, – обратился он к Баку, – пожалуйста, на одну минуту

Бак извинился перед Хетти, которая явно была недовольна. Розенцвейг отвел его в сторону:

– Он спрашивает, не могли бы вы прежде зайти к нему один?

"Начинается, – подумал Бак, посмотрев на Хетти с извинениями и приподняв палец в знак того, что он будет недолго, – Карпатиу намылит мне шею за растрату его времени".

Карпатиу стоял перед телевизором, наблюдая репортаж Си-эн-эн и скрестив руки на груди под подбородком. Он мельком посмотрел на Бака и пригласил его войти. Бак закрыл за собой дверь с ощущением, что его вызвали к высокому начальнику. Николае не сказал о Хетти ни слова.