Оставшийся в живых

Мальчики в Колледже были напуганы, однако атмосфера страха восхищала их, и они изо всех сил старались еще усилить ее, рассказывая фантастические истории одна страшнее другой. Они были в восторге от авиакатастрофы, этого самого захватывающего события, которое когда-либо происходило в истории Итона. Младших учеников практически оставила равнодушной ужасная смерть такого количества людей, их взбудоражила та широкая известность, которую приобрел город в результате этого происшествия. В ночь катастрофы они высыпали из своих домов одетые в странные наряды, состоящие из пижам и черных фрачных курточек; воспитателям так и не удалось удержать их стремительного побега на место катастрофы. Раскрыв рты, они смотрели на горящие обломки, красные отблески пламени отражались на их испуганных детских лицах, широко раскрытые от возбуждения глаза сияли. И только безудержный гнев директора и угрозы воспитателей заставили их вернуться в свои кровати, откуда те, кто мог, продолжали и дальше наблюдать за ходом событий из своих окон, в то время как остальные, возбужденные происшедшей трагедией, продолжали обсуждать ее до самого рассвета.

Директор с несколькими воспитателями и старшеклассниками вернулись на место катастрофы на случай, если вдруг понадобится их помощь, но полиция вежливо, но твердо попросила их вернуться обратно в Колледж и не мешать бригадам скорой помощи выполнять их нелегкую работу по сбору мертвых тел и поиску оторванных конечностей.

Для учеников (за исключением тех, которых против их воли забрали домой родители, не видевшие в катастрофе ничего хорошего и не желавшие, чтобы их отпрыски были свидетелями неизбежной рекламной шумихи вокруг нее) последующие дни были заполнены разговорами и предположениями о том, как и почему разбился Боинг. Через несколько недель то состояние подъема, в котором пребывал Колледж, наконец, улеглось, на смену ему пришла какая-то странная подавленность, которая обеспокоила Энтони Григс-Мида, директора Колледжа, даже больше, нежели предшествовавшее ему нездоровое радостное возбуждение, столь непосредственно выказанное подростками. Многие из учеников, и не только малыши, стали страдать от ночных кошмаров, что было вполне естественно после такого ужасного события, но директор обратил внимание на то, что даже некоторые представители персонала стали более раздражительными и нервными.

А теперь эта странная смерть Тетчера. Он не пользовался особой популярностью среди других подростков, и директору было известно, что они безжалостно издевались над ним из-за его чрезмерной полноты. Но подросток должен был сам постоять за себя, доказать, что он мужчина. В жизни иногда приходится сталкиваться с ее жестокими проявлениями и преодолевать их, и юный возраст здесь не дает никакого права на скидку. Но как мальчик оказался на железной дороге? Он должен был быть вместе с другими учениками на спортивном поле, а не болтаться в одиночку по окрестностям. Его воспитатель непременно получит дисциплинарное взыскание, ведь Тетчер находился под его ответственностью. Григс-Мид безуспешно пытался выбросить из головы тревожившую его мысль, мысль, возвращающуюся вновь и вновь и подрывавшую основы его педагогического метода, который можно было сформулировать как "каждый должен помогать себе сам". Неужели жизнь мальчика стала настолько невыносимой, что он решился на самоубийство?

Это предположение огорчило его и заставило задуматься, не слишком ли суровым оказался его метод. Насколько он сам ответственен за смерть мальчика? Завтра в церкви он непременно поговорит со всеми о жестоком отношении друг к другу, о том, что любовь к ближнему важнее, чем сама жизнь. Он подошел к окну своего кабинета и выглянул наружу, стараясь стряхнуть с себя накатывающее на него волнами какое-то странное ощущение. У него было предчувствие – чего? Гибели? Нет, это просто глупо.

Но что-то все же витало в воздухе.

* * *

Эрнест Гудвин терпеливо ждал, когда появится черно-белое изображение, время от времени окуная палец в проявитель, чтобы придавить всплывавшую фотобумагу. Наконец, на ней начали проявляться первые очертания, сначала медленно, затем процесс пошел быстрее, и вот проступила уже вся картина целиком, продолжая обрастать все новыми деталями и грозя уничтожить саму себя, уйдя в черноту. Он выхватил фотографию из проявителя, держа блестящий прямоугольник за уголок, давая жидкости стечь обратно в кювету, и затем окунул скручивающийся листок в фиксаж для того, чтобы остановить процесс проявления. Какое-то время он изучал получившееся изображение, пока фотография лежала на дне белой металлической кюветы под слоем раствора химикалиев, в сотый раз сокрушенно покачивая головой при виде запечатленной на ней трагедии.