Глеб понял, что в батальоне что-то происходит, когда мотоцикл Михайлова, обогнув лес, приблизился к расположению. Он всегда держал под контролем перемещения Бориса, понимая, что проще всего достать его подопечного выстрелом из кустов. Это в батальоне он под охраной постов и секретов. А на дороге, может под пулю попасть запросто. Вот и проверил он, как обычно, опушку леса вдоль дороги, а на подлёте заметил в батальоне какое-то энергичное шевеление. Народ, услышав тройной звуковой сигнал, поданный ударом в било, быстренько строился, занимая места согласно установленного порядка. Норматив, который установил комбат, был две минуты. Боец с оружием обязан был прибыть на место построения встать в строй. Когда тренировали специально, укладывались и в минуту. Что тут бежать, двести метров всего.
— Глеб, что это народ весь выстроился? — спросил мысленно Борис у Хранителя.
— А я знаю? Зам твой всех построил. Имеет право. Начальство видно какое ждут.
Комбат остановил мотоцикл. Рогов с автоматчиком тут же соскочили и бегом побежали в строй. Борис снял шлём, ударом о колено привычно выбил пыль и нахлобучил обратно на голову. Смахнул рукавом соринки с орденов и двинулся к строю.
— Равняйсь! Смирно! Равнение направо! — скомандовал Лукьяненко и зашагал навстречу командиру, держа руку под козырёк.
— Товарищ капитан! Батальон для торжественной читки Постановления Президиума Верховного Совета СССР построен. Разрешите зачитать постановление?!
Комбат прошёл на середину строя, принял положение смирно и сказал: — Разрешаю! Зачитать Постановление! — гадая, что это за документ, по случаю которого Лукьяненко построил весь народ. Улыбающиеся лица командиров взводов его настораживали. Остальные, как и он, были не в курсах, за исключением особиста, стоявшего в строю первым. Тот в строй обычно не становился. Имея "шпалу" на петлицах он был по званию в батальоне старше всех, включая комбата, и считал неправильным, если ему будет кто-то отдавать приказания. Официально он подчинялся командиру дивизии и начальнику особого отдела, но, назначенный из Москвы, имел прямой выход на наркома.
Из строя строевым шагом вышел Маэстро с газетой в руке, развернулся и громко начал: — Постановление Президиума верховного Совета СССР от пятнадцатого июля тысяча девятьсот сорок первого года.
Когда он дочитал до конца, строй взорвался громогласным " Ура!", а потом просто завопил. Люди просто кричали, радуясь такой огромной, несказанной новости. Каждый кричал своё "Ура!" отдельно, вливая его в хор голосов всего батальона. Получалось невнятно, но громко.
Покрасневший комбат поднял руку, строй постепенно стих.
— Служу трудовому народу! — сказал Михайлов, прикладывая руку к шлему.
Строй взорвался рёвом снова.
В шестнадцать часов приехал командир дивизии с начальником политотдела. Поздравили снова. Первый Герой Советского Союза в дивизии. Это здорово!
— Маэстро, есть новая песня, называется "Комбат", — сказал Глеб Синицыну. — Не плохо бы было, если бы ты её сегодня исполнил. Запиши текст, мелодию я тебе напою.
Сержант не помнил всего текста, но считал, что даже те отрывки, что он запомнил, представляют ценность для этих людей. Маэстро песня очень понравилась. После праздничного ужина, он её объявил, сказав, что песня посвящается всем комбатам Красной Армии. Начал он задушевно, баян только легонько поддакивал басами:
Затем Маэстро чётким стакатто задал ритм. Баян зарычал выплёскивая эмоции:
И опять баян стих, заползая мелодией в душу: