В институтах Академии наук, Министерстве здравоохранения и Министерстве сельского хозяйства исследования, связанные с наступательными вооружениями, прекратились, образцы чумы, туляремии и оспы были уничтожены. И тем не менее постоянно появляются свидетельства того, что Россия продолжает выделять средства на поддержание инфраструктуры производства биологического оружия.
Например, за период с 1992 по 1994 год на трех основных военных бактериологических объектах — в Екатеринбурге (Свердловск), Сергиевом Посаде (Загорск) и Кирове — руководителей повысили до звания генерала. Генерал Валентин Евстигнеев, руководивший 15-м Управлением, стал первым заместителем генерального директора РАО «Биопрепарат». Сторонники «жесткой» линии, когда-то яростно защищавшие бактериологическое оружие, по-прежнему сохраняют свое влияние в Москве, среди них и Юрий Калинин.
Недавно американский чиновник, вернувшись из Москвы, показал мне брошюру, посвященную празднованию двадцать пятой годовщины со дня основания «Биопрепарата». На обложке красовалась фотография Юрия Калинина, отметившего не так давно свое шестидесятилетие. Еще больше я удивился, когда узнал, что он все еще на военной службе и имеет уже звание генерал-лейтенанта. «Интересно, — думал я, — как может Россия утверждать, что «Биопрепарат» занимается только мирными исследованиями, если директором по-прежнему является военный?»
Как будто специально, чтобы еще больше заострить мое внимание на этом вопросе, мой бывший начальник решил напомнить о себе.
Как-то теплым августовским вечером в вестибюль отеля Риц-Карлтон в Пентагон-Сити, расположенного недалеко от моего дома, вошел человек одетый в темно-серый костюм. Остановившись нерешительно у входа, он, казалось, искал кого-то.
Затем он устремился к моему столику. Узнав в нем директора одного из исследовательских институтов «Биопрепарата», я немного занервничал. Впервые за пять лет я встретил здесь человека из своей прошлой жизни.
Сотрудник госдепартамента сказал, что этот человек приехал в Вашингтон в поисках средств для своего института. Подчиняясь минутному порыву, я позвонил ему в отель и предложил выпить вместе. Сначала он отказался, но потом перезвонил и согласился встретиться в баре отеля Риц-Карлтон.
Мои московские друзья рассказывали, что сразу же после моего отъезда КГБ начал расследование. На Западе не афишировали мой переезд в США, также, как и историю с Пасечником. В 1993 и 1994 годах были сообщения о «втором биологическом перебежчике», но мое имя никогда не называлось. Тем не менее расследование в Москве моего побега наводило на мысль, что КГБ готовит на всякий случай мою дискредитацию. Там допросили почти всех, с кем я работал или встречался за время работы в «Биопрепарате», а некоторые мои коллеги даже пострадали из-за нашего знакомства.
Музыканты заиграли как раз во время нашего рукопожатия. Мой знакомый с любопытством разглядывал меня. Я был одет просто: спортивная рубашка и легкие брюки, а на нем был темный костюм, в котором ему было невыносимо жарко.
— Итак, — сказал он, окинув взглядом сидящих вокруг, — кто из них «ваши», а кто — «наши»?
Я расхохотался, оценив черный юмор такого высказывания, правда, оно одновременно провело между нами границу — сейчас я был одним из «них».
Заказав вино и мартини, мы завели разговор о старых временах. Когда я спросил его о нынешней работе, он очень воодушевился и начал рассказывать о «проекте по бактериологической защите», финансируемом Министерством обороны. Я попытался заговорить о своей собственной работе, но он остановил меня:
— Не нужно объяснять, — успокоил меня он, — я знаю, почему ты оказался здесь. Ты сделал свой выбор, у меня из-за этого неприятностей не было.
Потом он постарался улыбнуться:
— Канатжан, — спросил он, — надеюсь, ты не будешь возражать, если я расскажу Калинину о нашей встрече?
Я не смог скрыть удивления, потому что думал, что генерал уже на пенсии. То, что вначале мой приятель колебался, прийти или нет, теперь говорило о многом. А не спрашивал ли он разрешения на встречу с «изменником»? Ведь у него было достаточно времени, чтобы позвонить Калинину.
— Конечно, не буду, — ответил я, смутившись, — кстати, как поживает Калинин? Мне казалось, что он ушел из «Биопрепарата».
Приятель покачал головой:
— Он все тот же.
Мы оба испытывали неловкость.
— Знаешь, — начал наконец я, — мне бы хотелось когда-нибудь съездить в Россию, может быть, когда получу американское гражданство.
— Это не очень хорошая идея.
— Почему?
Человек вертел в руках бокал.
— Калинин говорил, что если ты когда-нибудь появишься в Москве, то обратно не вернешься, — пояснил он.
— И что бы это означало?
— Он сказал, что ты предатель.
— И решил меня арестовать?
— Хуже.
Я пожалел, что встретился с ним.
— Тогда что?
Мой приятель сосредоточенно смотрел на свой бокал.
— Нанять убийцу нетрудно, — сказал он.
— Это нелепо.
— Вовсе нет, — упрямо произнес он, — ты не знаешь, что сейчас делается в Москве. Заказное убийство стоит всего десять тысяч долларов.
Он очень волновался. Вынув носовой платок, он промокнул пот на лице.